«Лема волновало, как сделать этот мир счастливым»: к 100-летию фантаста

12 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения ученого, фантаста, десятилетия назад описавшего многое из того, что теперь составляет нашу реальность. Об этом феномене мы поговорили с Владимиром Борисовым, исследователем творчества и переводчиком Лема, автором книги о его предсказаниях, которая готовится к печати.

ТОП-5 ПРЕДСКАЗАНИЙ ЛЕМА

Интернет
В посвященном кибернетике трактате «Диалоги», вышедшем в 1957 году, есть упоминание государственных, континентальных, а потом и планетарных компьютерных сетей, возникших в результате срастания информационных машин и банков памяти.

Электронные книги
В романе «Возвращение со звезд» Станислав Лем описывает книжный магазин, где не было бумажных книг — ​их заменяли кристаллики с запечатленной информацией: «Читали их с помощью оптона. Оптон напоминал настоящую книгу, только с одной-­единственной страницей между обложками. От каждого прикосновения на ней появлялась следующая страница текста».

Аудиокниги
В том же «Возвращении со звезд» есть лектоны, которые «читали» вслух, их можно было отрегулировать на любой тембр голоса, произвольный темп и модуляцию.

3D-печать
В романе «Магелланово облако» говорится о трионах — ​кристалликах кварца размером с песчинку, которые заключают в себе столько же информации, сколько энциклопедия: «Автомат, соединенный с трионом по радио, создаст на заводе или фабрике по чертежу или модели нужный предмет. Человек получит все, что хочет, — ​разнообразную мебель, самую необычную одежду».

Google
И снова трионы и «Магелланово облако». В 2531 году создана единая для всего земного шара библиотека, «в которой начиная с этого времени должны были храниться все без исключения плоды умственной деятельности человека. Каждый житель Земли мог немедленно при помощи простого радиотелевизионного устройства воспользоваться любым материалом, записанным на одном из кристаллов. Мы сегодня, пользуясь этой невидимой сетью, опоясывающей мир, совершенно не думаем о гигантских масштабах и четкости ее работы».

«Эти быстры могут остановить любую агрессию»

— Многое из придуманного Лемом уже реальность. Что-нибудь еще на подходе?

— В романе «Эдем» есть момент, когда на далекой планете вокруг земного корабля строят стену с помощью механических зародышей. Материалы для строительства естественные, зародыши берут их из почвы. Это некое совмещение механики с генетикой — они используют биологические принципы, но работают как техническое устройство. Мысль потом развили братья Стругацкие: у них механические яйца строят дома и корабли. У нас уже есть 3D-принтеры, развиваются биотехнологии, и, мне кажется, нечто подобное появится в будущем.

Еще один пример — этикосфера, описанная Лемом в романе «Осмотр на месте». Распыленные в воздухе микроскопические частицы наделены способностью объединяться с другими частицами и располагают чем-то вроде разума. Их задача — не позволять одной особи осуществлять агрессивные действия против другой. В Институте облагораживания среды Ийону Тихому, герою романа, предложили проверить действие этикосферы, напав на директора. Ийон пытается ударить его и обнаруживает, что обычная рубашка на нем вдруг становится как бы железной и не позволяет размахнуться. Он пытается пнуть директора, но падает, потому что ботинки «поскользнулись». Частички, которые находятся в воздухе, определяют настроение существа и, если оно проявляет стремление к агрессии, останавливают его. В русском переводе Константин Душенко назвал их шустрами, но мне кажется это не совсем правильным, в этом есть некий иронический оттенок. У Лема частицы называются просто — быстры. Эти быстры могут остановить любую агрессию. В результате никто никому не может сделать ничего плохого.

— Какие технологии сделают этикосферу возможной?

— В принципе, быстры — это очень маленькие компьютеры. Один такой компьютер ничего не может, но они способны объединяться сотнями, тысячами, миллионами — и тогда могут все. Чего у нас пока нет? Нет микроскопических компьютеров, не очень развиты нанотехнологии. Но все это развивается стремительно. Я собственными глазами видел, как менялась электронная техника. Мы начинали работать с ЭВМ, занимавшими огромные помещения, а сейчас маленькая штучка, которую можно держать в руках, по мощности превосходит большие машины. Кстати, быстры у Лема могут решать и проблему бессмертия. Например, если некое существо позволяет быстрам обеспечить ему бессмертное существование, они забираются внутрь и постепенно его меняют. В итоге существо, ничего не чувствуя, становится другим.

«Кто я такой, чтобы сопротивляться новым технологиям?»

— Лем много писал о возможных трансформациях человека, но выводы были однозначно негативными, не так ли?

— Не совсем. Просто наряду с положительными качествами той или иной технологии писатель тут же отыскивал возможность использовать эти технологии в плохих целях. Ийон Тихий, а это в некотором роде ипостась самого Лема, в итоге нашел огромное количество нехороших вещей, связанных с быстрами. В частности, пока создавали этикосферу, было уничтожено одно государство, поскольку быстров запрограммировали не на добрую этику, а на злую. Кроме того, в результате своего развития быстры начинали решать вопросы, которые не входили в их компетенции, — например, меняли климат. Все вроде бы хорошо, они заботятся о жителях, но заботятся на свой лад, и никто не знает, что им придет в голову. Да, Лем считал, что любая технология может нести отрицательные черты.

— Он также считал, что угрозы «дремлют в нас самих» и что человек «имеет болезненную склонность к использованию технологических достижений против самого себя».

— У Лема есть рассуждения о том, почему человек вообще обрел разум. Одна из версий — этому способствовало то, что человек был универсальным хищником. В отличие от других существ, которые его окружали, он мог агрессивно обращаться практически со всеми. Это требовало колоссального напряжения мозга. И мы, потомки тех самых агрессивных пралюдей, тоже носим в себе это начало, оно биологически нам соответствует. Роман «Осмотр на месте» был не первым произведением, в котором Лем задумался о том, как избавиться от агрессии. Гораздо раньше, в романе «Возвращение со звезд», вышедшем в 1961 году, он придумал бетризацию: людям при рождении проводили биохимическую операцию на мозге, и они переставали быть агрессивными. Это тоже оказалось не очень хорошо, потому что общество потребления, которое получилось в результате, совершенно перестало рисковать. Оно не захотело больше заниматься космосом и опасными научными исследованиями, передоверив это компьютерам и роботам, а само занялось в основном творчеством или просто развлечениями.

— Есть известное высказывание Лема, где он объясняет, почему перестал писать фантастику: «Я решил, что нужно сдерживать себя, ибо вдруг додумаюсь до чего-нибудь такого, что мне уже совершенно не понравится». Насколько он был серьезен в этом высказывании? Как относился к вещам, которые предсказал?

— Он высказывал эту мысль не раз — впервые, мне кажется, еще в начале 1990-х. Лем неоднократно повторял, что ему не нравится, когда берут из его вещей не лучшее, а худшее, и, по-моему, был совершенно серьезен. Когда мне посчастливилось побывать у него в гостях, он сказал: «Ну кто я такой, чтобы сопротивляться новым технологиям? Сам я не хожу в интернет. Но секретарь-то мой это делает!»

— Это было возрастное?

— Отчасти. Лем не пользовался компьютером, но тем не менее его имел — и самый современный. Говоря о зле в единой сети, он был во многом прав, отрицательных черт у интернета довольно много. В то же время Лем видел свою задачу и в том, чтобы предупредить, чего не нужно делать. Его вообще волновало, как сделать этот мир счастливым. Фелицитологию — науку, которая занимается счастьем, он придумал еще в 1950-е и мысль эту развивал неоднократно. Бетризация, этикосфера тоже отголоски попыток Лема осчастливить человечество.

— Безуспешных?

— Да. Придумки его ни к чему не привели — сценариев много, но все они заканчивались плачевно.

Не надо прогнозировать буквально

— На чем вообще, на ваш взгляд, выросли провидческие способности Лема?

— Хороший вопрос. Но сначала надо пояснить одну вещь. Лем прогнозировал с самых первых произведений. Например, действие его романа «Астронавты», написанного в начале 1950-х годов, происходит в 2003-м. И ничего из того, что Лем там нафантазировал, не сбылось: мы не обводнили Сахару, человечество не стало единым, не прекратились войны, мы не занимаемся отеплением северных территорий. Через какое-то время он пришел к выводу, что не надо прогнозировать на ближайшее будущее, надо заглянуть хорошо вперед — в XXXII век, например. О трактате «Сумма технологии» Лемпотом говорил, что описанное должно было появиться где-нибудь через тысячу лет, он никак не ожидал, что доживет до момента, когда некоторые прогнозы уже начнут сбываться.

Я не знаю конкретных фактов биографии, которые подтолкнули бы Лема к провидчеству. Он долго интересовался футурологией и видел, что ничего у футурологов не получается. Так что он решил, что прогнозировать надо не конкретные факты, а направления —и пытаться предсказать все, что можно. Думаю, он учился на своих ошибках и в дальнейшем, когда рассказывал о будущем технологий, просто старался избежать буквальных предсказаний. Тем не менее они все равно получались.

— Некоторые вещи описаны буквально — те же оптоны.

— Да, и трионы, и оптоны, и многое-многое другое. В том же «Возвращении со звезд» есть, например, технология изготовления одежды путем напыления. И недавно я читал заметку про конкурс такой напыляемой одежды.

«За его могучим лбом идет невидимая работа»

— Вам посчастливилось быть знакомым с Лемом. Каким вы его запомнили?

— Я попал к нему в 1999 году. Меня пригласили в Польшу по другим вопросам, но, поскольку дело происходило в Кракове, я решил попробовать встретиться с Лемом. Зная, что встречаться он не всегда желает, попросил его литературного агента и переводчика Константина Душенко о помощи. Уже в Кракове позвонил Лему и был милостиво приглашен через неделю в гости.

Я провел у него полтора часа. Встреча, как многие до и после меня отмечали, была тяжела для Лема, который к этому времени практически оглох. Он пользовался слуховым аппаратом, но слышал очень плохо. Он, правда, выработал к этому времени такую процедуру: начинал говорить сам и только изредка просил подтверждения своим мыслям.

Польским языком я владел односторонне — читал, переводил, но говорить не приходилось, и потому боялся, что не очень-то и получится. Лем же сразу начал говорить по-русски —говорил хорошо, уверенно. И отвечал на вопросы, которые я еще не успевал задать. Поскольку я программист, у меня возникла такая аналогия. Знаете, есть возможность посмотреть, насколько ваш компьютер занят работой. Как правило, в большинстве случаев занят он совсем немного — процессор активно работает крайне редко. И вот когда я общался с Лемом, у меня было ощущение, что он отводит на беседу со мной 5–10 % мощности, а где-то там, за его могучим лбом, идет невидимая работа. И до меня доносятся только ее отголоски. Это ощущение мощного процессора, погруженного в свою работу, у меня так и осталось. Когда я вспоминаю нашу встречу, я вижу Лема говорящего, но думающего о чем-то другом.

— С переводами Лема в нашей стране сложилась необычная ситуация. Его ведь в СССР переводили непрофессионалы — технари, математики, программисты?

— Да, Лема переводили любители, как правило. Уже в 1950-е годы стали появляться первые произведения на русском языке. В Союзе тогда существовали магазины «Иностранная литература», где книги писателей соцстран продавались свободно. Я лично там их и покупал. Знаете, до чего доходило? Аркадий Стругацкий принимался переводить повесть Лема «Расследование», не зная польского, со словариками, и даже страниц восемь перевел. Он знал прекрасно английский и японский языки, но ему интересно было прочесть, что же там у Лема. А эту полумистическую вещь долго у нас не публиковали.

— Какие ощущения у вас от работы с текстами Лема, с его языком — со всеми этими сепульками, гастронавтикой, безроботами?

— Я начинал переводить Лема для себя, мне было интересно. Двумя его вещами занялся всерьез еще в конце 1970-х годов. Это повести «Футурологический конгресс» и «Профессор А. Доньда». Обе насыщены неологизмами до предела. «Футурологический конгресс» я переводил три года в самых необычных условиях. Я в то время служил в армии, в ракетных войсках. И вот представьте: боевое дежурство, ночь, передо мной два тома польско-русского словаря и книжка. Иногда за ночь удавалось перевести пять предложений, потому что надо было придумать русские варианты неологическим измышлениям Лема. Мне всегда казалось, что нужно переводить не столько суть, сколько сущность написанного им. Позже, когда я стал читать письма Лема, особенно переписку с его американским переводчиком, я понял, что сам он именно таких переводов и хотел.

ДОСЬЕ

Владимир Борисов — литературный критик, библиограф, исследователь творчества братьев Стругацких и Станислава Лема. Программист, в 1973 году окончил Томский институт автоматизированных систем управления и радиоэлектроники. Организатор нескольких клубов любителей фантастики, один из авторов первой отечественной «Энциклопедии фантастики», автор сотен статей и переводов с английского, немецкого, польского, чешского, испанского, болгарского языков. В 2001 году получил премию имени Ивана Ефремова за вклад в развитие и пропаганду фантастики. Соавтор (с Геннадием Прашкевичем) книги «Станислав Лем» (серия «Жизнь замечательных людей», 2015 год).