Гендиректор «Русатом Хэлскеа» Наталья Комарова: «Нужно заниматься развитием собственных медицинских центров»

Руководитель «Русатом Хэлскеа» Наталья Комарова в интервью «СР» рассказала о своем карьерном пути до прихода в атомную отрасль, поделилась впечатлениями от визитов на предприятия «Росатома» и раскрыла отдельные аспекты обновленной стратегии компании.

— Расскажите, откуда вы пришли в отрасль.

— По первому образованию я математик: с красным дипломом окончила Плехановскую академию, факультет экономической кибернетики. Потом защищала диссертацию в МГУ. Мне очень близка была тема, связанная с накопительным страхованием жизни. Тогда в России об этом еще никто не думал с точки зрения большого бизнеса, резервного фонда для развития экономики. Время доказало перспективность этого направления.

Моя диссертация была сопряжена с медициной, ведь все, что касается страхования жизни, базируется на оценке состояния здоровья человека и системы здравоохранения той или иной страны.

После работала в страховом бизнесе. Прошла путь от молодого специалиста до заместителя генерального директора, члена правления крупнейших российских и международных страховых компаний.

— Что было дальше, после финансового этапа?

— Последние 10 лет я работаю в здравоохранении. Мой опыт в индустрии — ​это управление крупнейшей сетью частных медицинских клиник страны в должности вице-президента и члена правления, собственный проект по цифровизации медицинских услуг, а также работа, связанная с аналитической, научно-­исследовательской и образовательной деятельностью в качестве руководителя Центра развития здравоохранения «Сколково».

Здравоохранение не только одна из самых социально значимых отраслей, но и наиболее быстроразвивающаяся. Работа в ней требует постоянного пополнения знаний. Я всегда пользуюсь возможностями изучения лучших практик. Окончила курс Оксфордского университета «Лидерство и менеджмент в здравоохранении», общаюсь с ведущими российскими и зарубежными управленцами в медицине с целью обмена опытом и получения новых знаний. В медицине не идти вперед — ​значит идти назад. А этого я никак не могу позволить ни себе, ни своей команде.

— А как вы попали в «Росатом»?

— Тут все совпало: и мое желание вернуться в медицинский бизнес, и пандемия, которая обострила ряд управленческих проблем в здравоохранении. Ко мне с предложениями о сотрудничестве в августе-­сентябре прошлого года обратилось несколько крупных компаний, лидирующих в индустрии, в том числе «Росатом».

Масштаб и амбициозность непростых для решения задач, которые сегодня стоят перед «Росатомом», их социальная значимость для меня оказались вне конкуренции. Поэтому я здесь.

— Вам уже удалось побывать на площадках предприятий? Поделитесь впечатлениями.

— Руководитель — ​не тот, кто наблюдает за жизнью своего дивизиона из окна кабинета или через монитор компьютера. Важно обладать максимальной информацией о бизнес-­процессах и потребностях команды. Мне важно стать идейным вдохновителем существенных и конструктивных перемен в работе «Русатом Хэлскеа». Поэтому уже в первые дни работы я посетила все предприятия дивизиона, познакомилась с коллективом. Регулярно доношу до коллег информацию о векторе и этапах нашего развития и получаю обратную связь.

Кроме того, невозможно строить работу дивизиона, не понимая, чем живут другие подразделения госкорпорации. Для получения результата необходима синхронизация, синергия, регулярная «сверка часов». Поэтому я постоянно общаюсь с коллегами из других дивизионов «Росатома». Мне важно понимать, что они думают о работе с нами как с интегратором, где какие болевые точки, какие ожидания и пути совместного повышения эффективности. Масштабы отрасли впечатляют и вселяют уверенность в успехе.

— Что впечатлило больше всего?

— Не могу сказать, что мое представление о планах развития дивизиона ядерной медицины в полной мере совпало с реальностью, которую я увидела на ряде предприятий. Конечно, у них огромная история и серьезный научный потенциал, есть много ярких, интересных наработок. Но требуется активное реформирование. Начиная буквально с фасадов зданий, внешнего облика предприятий, и заканчивая форматом специалистов, которые там работают. Мы нацелены на эффективный бизнес и развитие. Поэтому нам нужны люди, которые живут культурой результата. Тут дело не в возрасте, образовании, опыте работе, а в ментальности.

У меня сложилось неоднозначное впечатление. С одной стороны, я понимаю мощь и значимость. С другой — ​вижу, что есть много возможностей для развития.

— Как оцениваете площадку НИИТФА? Там же планируется технопарк с правительством Москвы?

— Такие планы есть. Правда, их реализация идет не так быстро, как хотелось бы. Недавно был назначен новый генеральный директор предприятия. Его задачи — ​повысить эффективность команды, собрать людей, которые будут заряжены этой большой идеей, выстроят бизнес-­ориентированные процессы. Потенциал есть, предприятие развивается. 4 июня в рамках Петербургского международного экономического форума подписано важнейшее производственное соглашение с GE Healthcare о локализации производства магнитно-­резонансных томографов GE в России. Это первый проект GE по локализации производства МРТ в России. Будет создана современная площадка производства трех моделей МРТ: Signa Creator, Signa Explorer и Signa Voyager. Модельный ряд магнитно-­резонансных томографов, которые «Русатом Хэлскеа» будет серийно производить в России, относится к самому востребованному на рынке сегменту систем с напряженностью магнитного поля 1,5 Тл. Современные технологии, используемые в этих системах, позволяют решать самый широкий спектр задач, включая диагностику онкологических и кардиологических заболеваний, и закрывать потребности клиник любого уровня — ​от поликлиник до федеральных научных центров. Мощности нового производства хватит, чтобы выпускать до 50 томографов ежегодно. Это обеспечит существенную долю годовой потребности российского здравоохранения в магнитно-­резонансных томографах.

Сотрудничество с GE Healthcare позволит нам получить передовую технологическую экспертизу одного из лидеров мирового производства медицинского оборудования и сократить срок доставки высокотехнологичного оборудования от производственной площадки до лечебного учреждения, что особенно актуально для сохранения надежности логистических цепочек в условиях пандемии. Уже в следующем году первые МРТ, произведенные «Русатом Хэлскеа» в рамках этого соглашения, будут работать в российских клиниках. Так что планы по развитию НИИТФА у нас весьма амбициозные. Уверена, что и коллектив предприятия будет ориентирован на их эффективную реализацию.

— Что вы думаете об уровне подготовки молодых специалистов в сфере ядерной медицины у нас в стране?

— Это как раз одна из болевых точек. Ядерная медицина — ​довольно молодое направление, у нас в стране оно четко сформировалось в 1970–1980-е годы. А первые специализированные факультеты в вузах появились только в нулевые. Пока нельзя с уверенностью говорить о том, что есть ­какой-то понятный кадровый резерв. Но мы будем большое внимание уделять этому вопросу: поддерживать вузы, наполнять учебные программы контентом, давать экспертизу, предоставлять площадки для получения опыта и прохождения практики. В общем, делать все, чтобы максимально поддержать те высшие учебные заведения, которые готовы растить для нас специалистов. Я уже встречалась по этому вопросу с руководством крупнейших вузов страны, которые готовят специалистов для ядерной медицины. Мы наметили план действий, его реализация позволит «Русатом Хэлскеа» существенно нарастить кадровый потенциал.

В России есть дефицит врачей, особенно по узким специальностям, что уж говорить про радиохимиков. Мы понимаем, что важно также активно заниматься информированием о новых технологиях в ядерной медицине широкого круга специалистов, студентов, абитуриентов, аспирантов. Кадры — ​это залог наших профессиональных побед, и мы уже сегодня серьезно занимаемся их подготовкой.

— Врачи должны захотеть осваивать технологии ядерной медицины?

— Они должны знать о существовании таких технологий, о возможности помочь пациентам, используя их. К сожалению, уровень информированности сегодня в медицинском сообществе далек от совершенства, особенно в регионах.

— Как изменить ситуацию?

— У нас есть планы по организации профильных конференций, круглых столов. Будем вести информирование через врачебные сообщества, работать с научными изданиями.

— При этом самое широкое распространение информации, видимо, могут обеспечить врачи первичного звена: терапевты, диагносты?

— Именно. С учетом этого факта мы и строим планы развития дивизиона. Ядерная медицина — ​это не только развитие изотопного комплекса, производство высокотехнологичного оборудования и радиофармпрепаратов. Здесь не хватает сердца, движка. Мы убеждены, что нужно заниматься развитием собственных медицинских центров.

Наличие своего потока пациентов, собственных клиник даст возможность создать в периметре «Росатома» медицинскую экосистему, которая станет уникальной для рынка здравоохранения и позволит получить масштабный синергетический эффект от всех направлений бизнеса, которые развивает «Русатом Хэлскеа».

Есть несколько регионов, где мы создаем центры радионуклидной терапии. В частности, в Иркутске строим радиологический корпус. Скоро начнем строительство в Уфе.

Договариваемся с рядом регионов о создании мобильных фельдшерско-­акушерских пунктов. Сегодня одна из больших проблем — ​неразвитая инфраструктура и недоступность медицинской помощи в регионах. Мы хотим двигаться к оказанию медицинской помощи полного цикла — ​от создания мобильных пунктов первичного приема пациентов до высокотехнологичных центров ядерной медицины, безусловно, связывая все звенья нашей цепочки качественных медицинских услуг собственной цифровой платформой.

— То есть это комплексное предложение? Сначала люди приходят по ОМС за диагностикой, а дальше уже есть набор опций диагностики и лечения, в том числе высокотехнологичного?

— По-разному может быть. В клинике может быть несколько направлений. Может быть часть услуг, которые оказываются по ОМС. Возможно, у человека есть полис добровольного медицинского страхования, в ряде случаев он готов сам доплатить. Главное — ​это подход к пациенту, решение его проблем со здоровьем в рамках одной компании при полной ответственности за результат и неизменно высоком качестве услуг.

Мы сегодня говорим про человекоцентричность как один из приоритетов «Росатома». Отталкиваемся от стратегических целей, которые есть в том числе у государства, по продлению жизни, причем не просто ради продления, а ради высокого качества жизни в любом возрасте.

Компания должна быть нацелена не просто на развитие на рынке ядерной медицины, но и более широко — ​на развитие в области здравоохранения вообще. Это то, над чем мы сейчас работаем в рамках актуализации нашей стратегии, которую мы планируем в ближайшее время представить рынку.

— Для «Росатома» медицина — ​это в первую очередь бизнес или больше социальная функция?

— Нам важно быть партнером государства в решении задачи повышения качества и увеличения продолжительности жизни населения. Но это партнерство должно основываться на эффективной бизнес-­модели.

— Атомные города получат ­какие-то префе­ренции?

— Да, конечно. Мы планируем выстраивать партнерство с клиниками в закрытых городах и совместно повышать доступность и качество предоставляемой там медицинской помощи.

— Если говорить о глобальном видении будущего компании как консолидированного игрока, на кого вы ориентируетесь как на образец?

— Сейчас есть явный мировой тренд на создание так называемых экосистем. Все в этом направлении движутся, и мы не исключение. Конечно, наш вариант будет сильно отличаться от экосистемы Google или Сбербанка, которые они строят в здравоохранении. Мы делаем ставку прежде всего на офлайн, который будет объединен цифровой медицинской платформой.

Если мы говорим про образцы, такой комплексной компании, похожей на «Росатом», в мире больше нет. Многопрофильных клиник на рынке много, есть очень серьезные игроки как в мире, так и у нас в стране. Но уникальность имеющейся экспертизы позволит создать совершенно новую комплексную медицинскую услугу, необходимую пациентам и не имеющую аналогов.

— Вы женщина-­руководитель, как вы относитесь к теме гендерного баланса?

— Эта тема меня волнует давно. Действительно, женщинам, даже очень талантливым и эффективным, зачастую тяжелее доказать свои профессиональные компетенции. Это во многом связано с культурными паттернами, которые во всем мире еще не адаптировались под стандарты гендерного равенства.

Думаю, в разных отраслях примерно сопоставимая ситуация. В здравоохранении работает 70 % женщин, и только чуть больше 20 % из них руководители. При этом есть очень много исследований, которые говорят о том, что гендерный баланс в совете директоров или в руководстве компании положительно отражается на финансовых показателях компаний, на корпоративной культуре.Так что я, как человек из бизнеса, абсолютно уверена, что вклад «мягкой силы» в развитие экономики недооценен в масштабах мира в целом. Но сегодня в «Росатоме» я вижу пристальное внимание к вопросам гендерного равенства на самом высоком уровне и горжусь, что я часть такой команды.