Гендиректор «ВНИПИпромтехнологии» Алексей Шеметов: «Хочу, чтобы в нашем институте проектирование было построено как в Boeing»
«ВНИПИпромтехнологии» отмечает 70-летие. 17 апреля 1951 года на базе Гипроредмета был создан ГСПИ-14 — специально для урановой отрасли. Он не раз менял название, пережил непростые 1990-е, а сейчас осваивает новые рынки. Об Арктике и экологии, поиске заказчиков и сохранении кадров в условиях, когда проектная деятельность ценится невысоко, рассказывает гендиректор компании Алексей Шеметов.
Сбережение Арктики
— Какие задачи стоят перед компанией?
— Наша основная задача — увеличить долю дохода от внешних заказов до 70 %. В 2018 году она составляла лишь 12 %. По итогам 2020 года — 32 %.
— За счет чего?
— Наша корневая компетенция — проектирование объектов для горнодобывающих предприятий. Сейчас внутри нее можно выделить три направления: собственно горное проектирование, экологическое проектирование и арктическое.
— Об арктическом расскажите подробнее.
— На базе Павловского свинцово-цинкового месторождения мы нарабатываем опыт и находим пути решения проблем, которые возникают при планировании строительства любых добывающих предприятий в Арктике. Также мы видим пробелы в нормативной базе и готовы подключиться к их устранению. Вот пример. Мы ведем экологическую экспертизу Павловского и выясняем, что нет вообще никакого нормативного документа по белым медведям. Представьте: особо охраняемый вид, в Арктике обитает практически повсеместно. Следовательно, должны быть меры, которые и людей охраняли бы от животных, и животных от людей. А как посчитать нагрузки на тот забор, которым любой объект должен быть огражден, если через него, к примеру, полезет медведь? Национального стандарта нет.
— Но вы же не первые в Арктике. Как остальные работают?
— Затрудняюсь говорить за других. Но в своей работе мы видим, что нет правил, как взаимодействовать с хрупкой природой Арктики. Есть нормы по заповедникам, а вне заповедников — ничего не понятно ни по белым медведям, ни по птицам. Но есть плюс: детальная проработка этих и других вопросов позволяет надеяться, что мы сможем развить у себя арктическое проектирование, сейчас Арктика — важная тема.
Глубинные проблемы
— А в экологическом проектировании куда движетесь?
— Мы расширили спектр и консультационных, и научных, и проектных работ. Показательный пример — Башкирская содовая компания. Для нее мы проектируем глубинное захоронение промышленных отходов и стоков. В этой области у нас уникальный, более чем полувековой опыт. Мы неоднократно рассчитывали и сравнивали экологический ущерб окружающей среде при глубинном захоронении и при поверхностном размещении отходов. Научно подтверждено: при захоронении в недрах воздействие на окружающую среду снижается в три раза. Мы проектируем расширения отвалов фосфогипса на балаковском заводе «Апатита». Используем наилучшие технологии, считаем модели миграции стоков, предусматриваем максимум мероприятий, чтобы избежать распространения отходов. И видим спрос и перспективу в этом направлении.
— С Федеральным экологическим оператором сотрудничаете?
— Желание есть, но, скажем так, звезды пока не сошлись. Хотя, думаю, неминуемо будем работать вместе.
— За счет чего думаете конкурировать с другими компаниями?
— Ситуация на рынке такова, что выгоднее не конкурировать, а сотрудничать. Рынок сильно сегментирован, и его участники чаще специализируются в какой-нибудь одной области. Например, одни знают все о ликвидации ртутных разливов, мы — все о радиации. И нам выгодно объединять усилия, чтобы входить в проекты, где нужны знания из разных областей. Мы нашли вариант, как быстро подтягивать компетенции. В спецификации указываем, какую работу в будущем надо сделать, и выставляем на торги цену человеко-часа проектирования. Торги проходят, мы заключаем рамочный договор. Когда возникает реальная необходимость, заключаем детализированный дополнительный договор и работаем. Так мы повышаем свою оперативность.
— Что с горным сегментом?
— Безусловно, первое — потребности предприятий горнорудного дивизиона: ППГХО, «Далура» и «Хиагды». Но мы завоевываем доверие и внешних крупных заказчиков. Это Челябинский электрометаллургический комбинат, золотодобывающая компания «Высочайший» и др. Контракты с другими крупными и известными горнодобывающими компаниями пока невелики, но есть перспектива их нарастить. Например, выручку от услуг горного экологического проектирования для «Алросы» за два с половиной года мы увеличили втрое.
— Благодаря чему?
— Мы стремимся погружаться в работу предприятия и не просто проектировать, а решать проблему и предлагать свой вариант. В этом помогает авторский надзор и новые сотрудники с опытом работы на горных предприятиях России. Поняв суть, начинаем предлагать новые услуги. У нас довольно широкий кругозор, мы знакомы с актуальной нормативно-правовой базой — у нас веские основания говорить: «У вас тут такая-то проблема, через два-три года она приведет к таким-то последствиям». Находим взаимопонимание — получаем новый контракт.
— А что делать, если еще нет проекта для авторского надзора?
— Мы участвуем даже в самых маленьких конкурсах, где цена услуги меньше 1 млн рублей. Показываем, что умеем, и стремимся развивать сотрудничество.
— Тактика себя оправдывает?
— Вполне. Яркий пример — «Высочайший». Первый наш контракт стоил около 300 тыс. рублей. Сейчас — уже 40 млн. А Башкирская содовая компания по некоторым направлениям признала нас единственным поставщиком.
— Много ли новых людей из горной отрасли наняли?
— Человек восемнадцать с разных предприятий. Плюс под хороший контракт мы привлекаем фрилансеров на выполнение конкретной работы на определенный период.
Учеба по заявкам
— Как вы выстраиваете обучение — и молодежи, и специалистов в возрасте?
— В «Росатоме» этот процесс структурирован. Любой сотрудник обязан учиться. Хочешь быть технологическим лидером — без постоянного познания не обойтись. Учиться — это и мое требование: в горном проектировании мы тоже должны стать технологическим лидером, тем более что у нас за плечами 70-летний опыт. В каждом отделе должно быть четкое понимание, каким образом повышается квалификация того или иного сотрудника.
— И как?
— Начальники отделов формируют заявки. Соотносим их с кадровым резервом, составляем план и отправляем людей учиться. Заявки двух типов. Первый — на обучение для поддержания квалификации. Например, для работы в Научно-исследовательской лаборатории радиационной безопасности надо ежегодно проходить сертификацию. Второй тип — заявки для развития. В том числе, для соревнований в профессиональном мастерстве, в которых мы участвуем ежегодно.
— В WorldSkills? Как успехи?
— В разных, но — да, по методике WorldSkills. Итоги, считаю, значительные. В 2018 году на AtomSkills команда «ВНИПИпромтехнологии» заняла первое место в инженерном проектировании. По итогам AtomSkills команда участвует в Hi-Tech — это соревнования странового уровня. Уже три года в составе команды «Росатома» на Hi-Tech есть наши специалисты. 2018-й год— два человека в команде «Росатома» — первое место. 2019-й год — то же. 2020 год — вся команда «Росатома» — представители «ВНИПИпромтехнологии»: четыре участника и два эксперта. Заняли второе место.
Чем хорош BIM
— Как у вас дела с цифровизацией?
— Искусственный интеллект пока не используем, хотя уже видим, где он может пригодиться. Для нас цифровизация — это полноценное внедрение BIM, информационного моделирования.
— «ВНИПИпромтехнологии» уже не первый год его внедряет.
— BIM — это целая среда, ее освоение занимает много времени. Все «конфеты» от использования получает не столько проектный институт, сколько заказчик в период строительства и эксплуатации. К трехмерной модели можно подключить календарное планирование и управлять возведением объекта. Мы хотим, чтобы заказчики воспринимали наши модели не как игрушки, а как инструмент организации работ, поставок. Также модели можно использовать для эксплуатации, потому что в них сохраняются все данные — и исходные, и по изменениям. Чем хороша BIM-среда: все детали проекта описаны в спецификации, есть их паспорта. Например, уголок: у него такая-то полка, такая-то несущая способность и т. д. И все сведения в одном месте, не надо искать по эксплуатационным журналам, которые зачастую ведутся вкривь и вкось. Это идеал, к которому надо стремиться, и та цифровизация, которую мы понимаем и готовы возглавить.
— Что вы подразумеваете под «возглавить»?
— Наши специалисты готовы обучать заказчика тому, как работает BIM, его возможностям при строительстве и эксплуатации. Это для заказчика. А для нас BIM радикально улучшил и ускорил выполнение работ. Правда, не сам по себе. Мы получили значимый результат, когда начали внедрять параллельное проектирование.
— Что это?
— Смотрите. Проект состоит из 12 разделов: схема планировочной организации земельного участка, архитектурные решения, конструктивные и объемно-планировочные решения и т. д. Раньше мы проектировали последовательно, и приходилось часто переделывать, потому что системы, которые разрабатывали одни проектировщики, накладывались на те, которые делали другие. Сейчас мы собираем проектную команду в одном кабинете, и все проектировщики вместе разрабатывают трехмерную модель. Проверяют: если нет пересечений, то модель становится догмой, и ее нельзя изменить. Потом идет только допроектирование и детализация.
— Метод действует?
— Вполне. Возьмем наземные объекты для рудника № 6 на ППГХО. Объект сложнейший, минимум три раза менялась концепция его устройства и, как следствие, документация. Мы проектировали систему очистки шахтных вод и здание для нее, здание главной вентиляторной установки и другую инфраструктуру, которая позволит руднику работать. И благодаря параллельному проектированию и учету одновременно всех потребностей получили одобрение Главгосэкспертизы за 37 дней при нормативных 42. А раньше мы ни разу не проходили экспертизу без продления.
Народ поверил
— Как справились с коронавирусом?
— К сожалению, мы потеряли одного сотрудника — Владимира Дмитриевича Куликова, главного геолога в горном отделе.
За полторы недели после объявления карантина в марте прошлого года мы сориентировались: научных работников, около 35% проектировщиков и сотрудников старше 65 лет отправили на удаленку. Горжусь коллегами: качество работы не упало. Тех, кто работает с тяжелыми программами расчетов, вынуждены были оставить в офисе, но максимально дистанцировали: рассадили по одному-два человека в кабинете. Было очень приятно увидеть общую мощную самоорганизацию: никого не приходилось гонять кнутом, ни одну из задач мы не провалили.
— Если говорить о перспективах, какие задачи перед собой ставите?
— Сохранить проектировочную компетенцию и не потерять специалистов в условиях, когда проектная деятельность на рынке ценится низко. В сборнике базовых цен указано, что стоимость проектирования составляет 7–10 % общей стоимости проекта. На практике — гораздо меньше. Поэтому одним проектированием мы не выживем, надо искать высокодоходные виды деятельности. Мы видим для себя будущее в сертификации импортируемой бытовой, научной и промышленной техники — от айфонов до томографов. Мы хотим купить организацию с клиентской базой и установку, которая измеряет электромагнитное излучение. Таких установок в России сейчас крайне мало, а спрос большой. Маржинальность этого бизнеса — 300 %.
— Сертификация будет подпитывать деньгами проектирование?
— Не только. Мы постепенно добиваемся того, чтобы каждая наша работа достойно оценивалась. И результат есть. И у людей в институте настроение другое стало, они поверили в то, что мы можем, что мы лучшие. Количество небезразличных людей выросло: они переживают за общее дело. В пандемию перед выпуском документации совещания проходили и в 11 вечера, и в 12 ночи. Есть задача — объединяемся. Я вообще людей оцениваю по двум качествам: порядочность и небезразличие. Важно и чувство локтя, единения, высочайшая ответственность, которая не сверху насаждается, а изнутри прорастает. Плюс надо всегда стремиться к лучшему. Такая команда в институте есть.
— Институт прошел длинный путь. Куда дальше?
— Я хочу, чтобы в нашем институте проектирование было построено как в Boeing, где проектируют фрилансеры. После пандемии, мне кажется, удаленно-очный формат работы станет нормой. И главное — я хочу, чтобы «ВНИПИпромтехнологии» был местом, куда стремятся прийти работать, и сосредоточением горной прикладной науки. Вот мы туда и идем.
70 ЛЕТ ПРОЕКТИРОВАНИЯ: КАРТА СОКРОВИЩ «ВНИПИПРОМТЕХНОЛОГИИ»
1950–1960-е
Ленинабадский горно-химический комбинат, Таджикистан. Уран.
Киргизский горнорудный комбинат, Киргизия. Уран и попутные лигнит и золото.
Восточный горно-обогатительный комбинат, Украина. Уран.
Целинный горно-химический комбинат, Казахстан. Уран.
Прикаспийский горно-химический комбинат, Казахстан. Уран.
Навоийский горно-металлургический комбинат, Узбекистан. Уран, золото.
Малышевское рудоуправление, Россия. Бериллий.
Забайкальский горно-обогатительный комбинат, Россия. Литий, бериллий, тантал.
1960–1970-е
Приаргунский ГХК (сейчас ППГХО), включая строительство рудника № 8, Россия. Уран.
Букинайское горнорудное предприятие, Узбекистан. Уран.
Рудник Мурунтау, Узбекистан. Золото.
1980-е
Рудники Кокпатас и Даугызтау, Узбекистан. Золото.
С 1990-х
Рудники «Хиагды», Россия. Уран.
С 2000-х
Рудники «Далура», Россия. Уран.
С 2010-х
Рудник № 6, ППГХО, Россия. Уран.
Будущий ГОК на месторождении Павловское, Россия. Свинец, цинк.
Есть интересная история?
Напишите нам
