Урбанист из «Стрелки» — о парадоксах атомных городов

Руководитель Центра городской антропологии консалтингового бюро «Стрелка» Михаил Алексеевский много ездит по стране, исследует жизнь городов, разрабатывает планы их развития. До консалтинга он изучал русский фольклор. «СР» обсудила с ученым, как от инициативы жителей зависит будущее территорий, почему в Сарове негде потратить большую зарплату и в чем уникальность атомградов.

Заговорили гены прапрадеда

— Как получилось, что вы пришли из науки в консалтинг?

— Я окончил историко-филологический факультет Российского государственного гуманитарного университета, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую. Мне в целом нравилась научная работа, но казалось, что исследования, которыми я занимаюсь, могут приносить куда большую пользу обществу, если выйдут за пределы академического мира. Когда меня пригласили в КБ «Стрелка», я почувствовал, что это мой шанс применить знания на практике. Занялся консалтингом, разработкой проектов развития городов. Потом мы создали в бюро Центр городской антропологии, который занимается прикладными исследованиями. В этом году ему исполняется 10 лет.

— Откуда у вас, жителя столицы, тяга к изучению российской глубинки?

— Мой отец, математик с мировым именем, хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Но я понимал, что рискую через 20–30 лет быть «Алексеевским, который сын Алексеевского». Поэтому в восьмом классе выбрал свой путь, гуманитарный. Понятия не имел, что это во мне говорят гены прапрадеда, знаменитого этнографа-фольклориста Петра Ефименко. Он исследовал быт и верования Русского Севера, когда находился там в политической ссылке, и потом выпустил двухтомник «Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии». Я знать не знал об этом, поступая на историко-филологический. И лишь когда серьезно заинтересовался фольклором, отец мне рассказал о прапрадеде. Вот такая преемственность поколений.

— Как фольклор вошел в вашу жизнь?

— В 1997 году, после первого курса, меня отправили в фольклорную экспедицию в Архангельскую область. Ехал без особого энтузиазма. Я был обычным московским мальчиком с книжными представлениями о деревенском быте, но эта поездка изменила мое сознание и определила научную судьбу. Участники экспедиции ходят по деревням, разыскивают дома коренных жителей фольклорно-этнографического региона и опрашивают их, записывая ответы на диктофон. Самая первая бабулька, с которой я пообщался, потрясла меня рассказом о том, что она всю жизнь складывает свои состриженные ногти в мешочек, держит его в углу за иконами, чтобы после смерти эти ногти ей положили в гроб. Она считает, что на том свете они нарастут обратно и помогут ей забраться по хрустальной горе в рай. После этого разговора у меня появилось ощущение, что я не понимаю чего-то важного в мироустройстве и культуре моей страны. Захотелось разобраться.

Живые и угасающие

— Вы вдоль и поперек объехали всю Россию, для вас города еще не слились воедино?

— Это только на первый взгляд кажется, что все города одинаковые — ​в каждом есть исторический центр, панельные многоэтажки и частный сектор. На самом деле они очень разные. Промышленные города с развитой постиндустриальной экономикой отличаются от тех, в которых нет градообразующих предприятий, — ​те похожи на большие деревни. Еще важный фактор — ​есть ли у города экономический движок. Бывают города угасающие, находящиеся в перманентной депрессии, бывают развивающиеся, а бывают застывшие, в которых ни плохо, ни хорошо.

— Есть любимые и нелюбимые города?

— Люблю Владивосток с его самобытностью, Кемерово, несмотря на то что это крайне непростой город, Южно-Сахалинск и Калининград. Из маленьких городов самый любимый — ​Коломна. Интересно наблюдать его развитие как культурно-туристического центра. Некоторые города любить не получается, только жалеть.

— Как понять, разглядеть город стороннему наблюдателю?

— Я смотрю в первую очередь не на дороги и дома, а на жителей. Если население застыло в ожидании метафорического отца — ​мэра, губернатора, волшебника в голубом вертолете, — ​который явится и решит все проблемы, плохо дело. Хорошо, если люди хотят сами что-то делать для себя. Считаю, что главный показатель городской жизни — ​активность: волонтерские движения, общественные инициативы. Чем больше развита местная самобытная культура, от музеев до стрит-арта, тем оптимистичнее будущее этого города.

— А какая самобытная культура может быть у относительно молодых городов, таких как атомные?

— Локальная идентичность есть у всех городов. Даже в спальном районе, построенном лет двадцать назад, у жителей наберется столько историй, что их хватит на целую книгу. Люди везде создают мифологию. Это естественная потребность осмыслять свою территорию, маркировать ее. Атомные города — ​это города с очень яркой идентичностью, они наполнены воспоминаниями о людях, особенно героях-первостроителях, ученых, рассказами на профессиональную, атомную тему, уже ставшими мифами.

Негде потратить зарплату

— Атомные города как тип моногорода уникальны?

— Можно и так сказать. В плане закрытости территорий их можно сравнить с военными городками, но на этом сходство заканчивается. Атомные города отличаются исключительно высоким уровнем образования населения, культурой, все-таки в них живет научно-техническая интеллигенция. Они не похожи на другие города России, даже те, что находятся с ними в одном регионе. Закрытость границ дает ощущение безопасности. Здесь много профессиональных династий. Атомные города, как правило, благополучны экономически, а жизнь в них тихая, у людей в этой связи проблемы, которые нам со стороны кажутся забавными.

— А именно?

— Приведу показательный пример. Житель Сарова в интервью пожаловался, что не знает, куда тратить зарплату. Купил дорогое жилье, сменил машину — ​и все, деньги девать некуда, только на путешествия по России. Инфраструктура развлечений в атомных городах, как правило, плохо развита, вариантов хобби тоже не много. В других небольших городах таких проблем нет, потому что население беднее.

— Это, видимо, отпугивает молодежь?

— Молодежь, разумеется, хочет, чтобы город предоставлял разные культурные, досуговые, спортивные возможности. В этом смысле атомные города могут предложить не так много. Но как только молодые люди обзаводятся семьями, их представление об идеальных городах меняется. Размеренная жизнь, бытовой комфорт, безопасность, хорошая экология — ​все это сразу начинает им нравиться.

— Получается, если молодой человек родился и вырос в ЗАТО, а потом поехал покорять мегаполис, он вряд ли вернется, а если живет в небольшом среднестатистическом городе, владеет технической профессией и обзаводится семьей, то с удовольствием переедет в ЗАТО?

— Да. Ну или если он родился в ЗАТО, окончил местный технический вуз, он вряд ли уедет.

Несбывшаяся мечта

— Давайте представим ситуацию: к вам приходят заказчики из «Росатома» и предлагают сделать проект развития всех атомных городов.

— Это не гипотетическая ситуация, а реальная — ​к нам обращаются представители госкорпорации и других крупных компаний, у которых есть градообразующие предприятия в разных регионах страны. Мы анализируем сферу городского строительства, экономику, малый бизнес. Это дает понимание, что развито, а что надо развивать. Разбираемся в ценностях, запросах, потребностях населения.

— И что вы им предла­гаете?

— Некоторые компании думают, что деньги решают все и человек никуда не денется, если ему предложить оплату выше рынка. Наши исследования показывают, что это так не работает. Надо запускать проекты социального развития территорий, начиная с детской инфраструктуры и индустрии развлечений, заканчивая бизнес-сообществом, особенно в сфере услуг и культуры. Необязательно делать это за счет компаний, есть множество госпрограмм, грантов. Мы рекомендуем клиентам встраиваться в эту систему. Наша задача — ​разработать план социально-урбанистических инвестиций, основанных на глубоком анализе жизни города и людей. Легко сказать: «Давайте построим спортивный центр». Потом выяснится, что для него не хватает специалистов или ходить в него некому. Надо же создавать работающую структуру.

— А как это сделать? Как, например, привлечь в атомграды врачей и учителей?

— Создать привлекательные условия. У нас был проект повышения качества образования в небольшом поселке на Дальнем Востоке, где у компании-заказчика находилось одно из ключевых предприятий. Молодых учителей мы привлекали апгрейдом здания школы — ​не банальным ремонтом, а серьезным техническим переоснащением. Школа стала достопримечательностью региона: педагоги хотят там работать, дети охотно идут учиться, родители довольны.

— Почему в атомградах медленно развивается малый бизнес?

— Мешает закрытость территории. Предпринимателям сложно ввозить товары, нанимать сотрудников. Несмотря на высокую платежеспособность населения, количество потребителей небольшое. А у местных жителей низкий интерес к коммерции, для них привычнее и надежней работать на госкомпанию. Изменить это сложно, но можно: надо разбираться, как работает бизнес сейчас, на кого можно опереться, с кем начать работать.

— По опросам, большинство жителей малых городов мечтают жить в частных домах, а не в многоэтажках. Это точно могло бы многих привязать к месту. Вы видите эти запросы? Что советуете госкорпорациям, муниципалитетам?

— Жить в частных домах мечтают 75–80 % горожан России. Но население у нас не настолько богато, чтобы воплотить эту мечту. Иначе мы наступили бы на те же грабли, что и создатели «одноэтажной Америки». Там тоже все хотели иметь свой дом с гаражом. Закончилось все тотальной автомобилизацией и экологическими проблемами. Оказалось, что сложно и дорого поддерживать в порядке огромную дорожную сеть, которая эти домики связывает с городом, сложно обеспечить социальную инфраструктуру. Во всем мире продвигают идеи нового урбанизма — ​компактной малоэтажной застройки с большим количеством сервисов в шаговой доступности. Надо сказать, что некоторые атомные города как раз очень похожи по своей структуре на идеалы нового урбанизма.