Атомные секреты отдела «К»: историк Олег Матвеев — о заслугах контрразведки в развитии отрасли

80 лет назад, 15 ноября 1945 года, в структуре Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ) СССР был создан отдел «К», в задачу которого входило «оперативно­-чекистское обслуживание объектов специального назначения», то есть предприятий и организаций новой промышленности — ​атомной.

«Создание Советским Союзом собственного ядерного оружия в тяжелейших военных и послевоенных условиях 1940‑х годов стало триумфом всего государственного механизма — ​ученых, конструкторов, инженеров, строителей, управленцев и, безусловно, специальных служб. И если о вкладе внешней и военной разведок в советскую атомную программу известно довольно много благодаря мемуарам и рассекреченным документам, то роль контрразведки в этом глобальном проекте до сих пор остается менее изученной», — ​рассказывает в статье РИА «Новости» историк спецслужб, эксперт Национального центра исторической памяти при Президенте РФ Олег Матвеев. Приводим текст с небольшими сокращениями.

«Проблема № 1»

Соединенные Штаты испытали первый атомный заряд 16 июля 1945 года, а 6 и 9 августа 1945‑го подвергли атомным бомбардировкам Хиросиму и Нагасаки. С этого момента началась советско­американская ядерная гонка.

20 августа 1945 года руководство СССР постановило организовать Специальный комитет под руководством Лаврентия Берии и создать «штаб» советской атомной промышленности — ​Первое главное управление (ПГУ) при Совете народных комиссаров под руководством наркома боеприпасов Бориса Ванникова. В 1953 году управление преобразовали в Минсредмаш.

Обеспечивать секретность в ПГУ доверили режимной службе (2‑му отделу) на базе переданного из НКВД СССР 5‑го спецотдела (контроль производства противогазов) и офицерам — ​выходцам из Главного управления контрразведки «Смерш».

То, что Советский Союз начал разработку атомной бомбы, для США секретом не являлось. Об этом недвусмысленно говорил вывоз из побежденной Германии физиков­ядерщиков, лабораторного оборудования и запасов урановой руды, а также запуск советско­германского предприятия «Висмут» в Рудных горах Тюрингии и Саксонии. Но технологии должны были оставаться тайной.

«На оперативный и руководящий состав подразделений, осуществлявших контрразведывательное обеспечение работ по «Проблеме № 1» (так в документах значились работы по атомной бомбе. — ​«СР»), возлагались прежде всего задачи по обеспечению строжайшей секретности проводимых работ, по предотвращению проникновения агентуры иностранных спецслужб как на объекты, так и в их ближайшее окружение, а также по выявлению устремлений иностранных разведок и степени их осведомленности о работах в СССР, — ​говорит Олег Матвеев. — ​Органам госбезопасности также придавалась функция физической охраны ведущих ученых, занятых в советском атомном проекте».

В лабораториях, конструкторских бюро, на предприятиях и стройках, связанных с «Проблемой № 1», назначали особых уполномоченных — ​генералов и старших офицеров органов госбезопасности. Так, работу научного «штаба», Лаборатории № 2 во главе с Игорем Курчатовым, курировал Николай Павлов, ставший генералом в 31 год (в то время самый молодой генерал в СССР) и руководивший в конце войны управлением НКВД по Саратовской области. Вскоре он станет первым заместителем начальника ПГУ, затем начальником Главного управления опытных конструкций Минсредмаша и в 1964 году — ​директором КБ‑25 по разработке ядерных боеприпасов и их компонентов (ныне Всероссийский научно­исследовательский институт автоматики им. Духова).

От Кремлева до Сарова

Режим секретности соблюдался не только в лабораториях и на производстве. Он распространялся на жизнь в закрытых городах. Например, чтобы сохранить инкогнито главной конструкторской организации атомного проекта, название КБ‑11 (ядерного центра в Сарове) неоднократно меняли: «Объект 550», «База 112», «Приволжская контора Главгорстроя» и проч. В 1954 году вышел закрытый указ Президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении населенному пункту КБ-11 статуса города областного подчинения с наименованием Кремлев. В 1960 году атомград стал Арзамасом‑75. С 1966 года — ​Арзамасом‑16. В 1994 году город рассекретили, и он опять стал Кремлевом, а в 1995 году получил современное название.

Все принимавшиеся на работу в КБ‑11 тщательно проверялись. Личная корреспонденция им приходила на адрес Москва, Центр‑300. В письмах запрещалось сообщать любые сведения, которые могли раскрыть местонахождение объекта, — ​названия рек, заповедников, церквей и соборов.

Спрятали надежно

Контрразведка справлялась: в США так и не смогли правильно спрогнозировать срок испытания нашего атомного заряда РДС‑1. Оно состоялось 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне. Американцы полагали, что это произойдет не раньше первой половины 1950‑х годов.

На неведение Вашингтона относительно реальных дел в советской атомной промышленности указывает и сообщение, направленное в ноябре 1949 года на имя Лаврентия Берии. Согласно данным военной разведки, американцы, например, не имели точных сведений о местоположении советских атомградов (один, предположительно, находился недалеко от Байкала). Также на Западе считали, что успехом увенчались только третьи испытания на Семипалатинском полигоне, на первых двух якобы не сработал заряд.

«Отличную работу контрразведки по достоинству оценило советское руководство. Замначальника ПГУ генерал-лейтенант Павел Мешик и начальник отдела «К» Иван Писарев с формулировкой «за успешное выполнение специального задания правительства» в соответствии с совершенно секретным указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1949 года удостоились высшей награды страны — ​ордена Ленина», — ​рассказывает Олег Матвеев.

При этом у советской разведки в «Манхэттенском проекте» (ядерной программе США) были свои люди, у американской в нашем проекте — ​нет. «В атомных структурах СССР, в Спецкомитете и Первом главке у американцев не было информаторов», — ​уверен Олег Матвеев.

Поиски шпионов

Большие силы контрразведки были задействованы на Урале. В Челябинской области возвели первый комплекс для производства оружейного плутония (комбинат № 817, ныне «Маяк»), в Свердловской — ​первые промышленные мощности для обогащения урана.

В свое время было рассекречено спецсообщение Сталину от министра госбезопасности Семена Игнатьева от августа 1951 года. Он писал, что в Молдавии задержан некто Османов — ​агент американской разведки, переметнувшийся на сторону США во время службы на территории Германии в рядах советских войск. Османов признался, что был заброшен самолетом со стороны Румынии и должен был выехать на Южный Урал в город Кыштым, «чтобы собрать сведения о предприятиях, связанных с производством атомной энергии».

Как вспоминал ветеран атомной контрразведки генерал-­майор КГБ СССР в отставке Владимир Хапаев, в 1953 году американцы забросили в СССР агента­нелегала по фамилии Владимиров. Ему надлежало получить данные об одном из атомных предприятий на Урале. Владимирова задержали на Украине. На допросах он подробно рассказал о задании и инструкциях, как его выполнить. Позже была разоблачена сотрудница представительства ГДР в Совете экономической взаимопомощи в Москве Кэти Корб — ​агент американских спецслужб, которой приказали добыть информацию об одном спецобъекте.

Таинственный уран‑5

На сленге атомщиков пятым ураном на заре атомного проекта назывался уран‑235 — ​основной радиоактивный изотоп для атомного оружия, который нарабатывают путем обогащения на специальных заводах. Первым таким предприятием был комбинат № 813 рядом с поселком Верх-­Нейвинским в Свердловской области. Ныне это Уральский электрохимический комбинат (УЭХК), крупнейший в мире комплекс по обогащению урана в Новоуральске, бывшем Свердловске‑44. Для охраны объекта в отделе «К» была создана Верх­Нейвинская группа.

Интерес для иностранных разведок комбинат № 813 представлял по очевидной причине: именно там началось промышленное обогащение урана‑235 в газовых центрифугах. В 1962 году состоялся пуск первой промышленной очереди первого в мире завода по обогащению урана центрифужным методом — ​существенно менее энергозатратным, чем газовая диффузия. Это был колоссальный технологический прорыв. Технология оставалась одной из главных гостайн и была раскрыта только в конце 1980‑х, когда на УЭХК допустили делегацию специалистов из США.

По мнению Олега Матвеева, соблюдение строжайшего режима секретности привело к тому, что американцы не стали форсировать свои разработки в области газовых центрифуг и так и не создали полноценную газоцентрифужную промышленность. А Россия, в том числе благодаря контрразведке, прочно удерживает первое место на мировом рынке обогащения урана.

Когда экономия вредна

Контрразведчики занимались не только охраной гостайны. Они вскрывали условия, которые могли привести к ЧП со спецтехникой и ядерными зарядами. Полковник госбезопасности Степан Жмулев, замдиректора саровского ядерного центра по режиму и охране, а позже заместитель начальника управления режима и охраны Минсредмаша, вспоминал такую историю. В середине 1960‑х при усовершенствовании ядерных зарядов большое внимание стали уделять экономии средств на их производство. Тогда сотрудники КГБ остановили испытания одного ядерного заряда. Он уже прошел экспертную оценку на полную готовность к испытаниям, но в КГБ получили упреждающую информацию, что изделие вышло сырым. После тщательной проверки информация подтвердилась. Как писал Степан Жмулев, научный руководитель ядерного центра академик Юлий Харитон заявил на общем собрании: «Чекисты были правы, изделие действительно оказалось недостаточно доработанным».

Работа в Чернобыле

В числе прочего от офицеров госбезопасности требовалось своевременно выявлять слабые места, которые могли стать причиной чрезвычайной ситуации на ядерных объектах. В рассекреченных документах говорится, что контрразведчики сообщали об отклонениях от норм в процессе сооружения и эксплуатации Чернобыльской АЭС. Но их голос не был услышан: строители стремились отрапортовать о завершении работ к очередному государственному празднику.

Сотрудники КГБ сыграли большую роль в расследовании причин и ликвидации последствий аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС. Ночью 26 апреля 1986 года, сразу после аварии, офицеры отдела КГБ в Припяти направились в эпицентр трагедии. Вместе с пожарными, работниками станции и медиками контрразведчики оказались в ядерном пекле. Все получили большие дозы радиации и были госпитализированы.

КГБ провел большую работу, чтобы не допустить проникновения агентов и кадровых сотрудников иностранных разведок в Припять с целью выяснить причины аварии и узнать, как действует государственная система СССР, ликвидируя последствия случившегося. Многих офицеров госбезопасности приходилось заменять по медицинским показаниям. Сотрудников КГБ направляли со всей страны. Но, как вспоминали участники тех событий, проводя параллель с военными операциями, ни один контрразведчик не отказался выполнять задание.

Контрразведка в новейшей истории

В начале 1990‑х годов территориальная засекреченность атомградов потеряла прежнее значение, постепенно были сняты ограничения выезда за рубеж ученых и специалистов. Но иностранные спецслужбы не снизили интерес к российским ядерным технологиям.

Крупной победой нашей контрразведки в середине 1990‑х стал срыв провокации немецких спецслужб с контрабандой плутония якобы российского происхождения. Как рассказывали неназванные ветераны ФСБ, преследовалась цель обвинить Россию в неспособности обеспечить безопасность своего ядерного арсенала и в итоге установить «международный контроль». Благодаря профессиональной работе сотрудников органов госбезопасности во главе с Михаилом Дедюхиным немцам пришлось признаться, что плутоний не российский. В Германии разгорелся скандал на государственном уровне, лица, причастные к той провокации, были наказаны.