Ректор «Корабелки» Глеб Туричин: «Престиж профессии измеряется в рублях»

Санкт-Петербургский государственный морской технический университет хоть и называется по старой памяти «Корабелкой», готовит кадры не только для судостроения, но и для авиации, атомной отрасли, обслуживания ракетной техники. О том, какими качествами и знаниями должны обладать современные инженеры, каких специалистов ждет рынок и конкретно «Росатом», мы поговорили с ректором университета Глебом Туричиным.

Умные кадры для умных кораблей

— «Корабелка» готовит инженеров-конструкторов, которые должны создавать современные суда. А что такое современное судно?

— Вся современная техника — ​это компьютерная периферия. Главное — ​компьютер, а что к нему прилагается, уже не так важно. Да, сейчас корабль лишь то, что строится вокруг «мозгов» — ​центра обработки информации. Чем он управляет? По-прежнему есть энергетика, навигация, корпус. Самые современные суда сейчас, наверное, электрические. Они небольшие, пока только речные, по Москве-реке плавают. На больших кораблях аккумуляторы, конечно, пока нет смысла устанавливать. Для больших кораблей есть прекрасная атомная энергетическая установка. В России ее давно умеют делать. Но с точки зрения количества хайтека на борту электрический кораблик опережает всех, мы на нем собрали отечественные корабельные инновации. Он же в первую очередь станет еще и беспилотным и будет возить пассажиров по Москве-реке, по Волге — ​повсюду.

— Каким должен быть современный инженер-кораблестроитель?

— Вопрос в нынешних реалиях делится на два: каким он должен быть и какой нужен. Сейчас нужен любой. Если кто-то говорит: «Я инженер-кораблестроитель», — к нему с разных сторон тянутся руки. Причина простая: инженеров-кораблестроителей готовят мало, а надо много, и любой человек хоть с какими-то компетенциями в судостроении чрезвычайно востребован. А вот на вопрос, каким должен быть инженер, отвечу так: нашим студентам мы даем классическую инженерную школу, основанную на фундаментальных науках и базовых знаниях. Мы по-прежнему учим математике, физике, химии. Добавили часов по этим предметам, чтобы объем был таким же, как 40 лет назад, когда страна была одним из лидеров в машиностроении. Но нынешним студентам приходится работать больше, чем тогда, потому что много новых знаний тоже надо в головы вложить. Сегодняшние студенты должны владеть многими компьютерными программами, навыками программирования. И конечно, не просто использовать современные технологии, но и понимать и продвигать их.

— Не создавать?

— Создавать — ​это основное, но создавать — ​мало. У нас столько всего насоздавалось в стол или в виде памятника. А нужно внедрять, запускать, получать общественное признание.

— Выходит, теперь быть конструктором морских судов и оборудования престижно? Чем измеряется престиж профессии?

— Рассказываю: престиж измеряется в рублях. Оплата труда — ​это признание общественной потребности в тебе. Если тебе платят мало, ты не нужен. Сейчас нашим выпускникам платят нормально, хорошие инженеры получают достойно за свой труд. Если какой-то начальник перестает платить людям хорошую зарплату, эти люди очень быстро оказываются в другом месте. Настолько судостроительный рынок нуждается в инженерах.

«Учить конкретике бесполезно»

— Есть мнение, что нынешнее образование инерционно: студентов учат «вчерашнему дню». Вы согласны?

— Люди, которые говорят: «Студентов не надо учить вчерашнему, надо учить сегодняшнему и даже завтрашнему», — забывают, что завтра будет новое завтра. Учить конкретике бесполезно — ​все равно не успеть. Выпускник должен быть самообучающимся, иначе его всю жизнь придется учить, и он никогда, бедный, не будет готов. Советский инженер был самообучающейся системой, на этом во многом было построено, как сейчас говорят, технологическое лидерство СССР. Потому что очень хорошие инженеры очень хорошо качали мозг. Мало того, что отбирали людей, — ​эта профессия была престижной, инженеров еще и хорошо готовили, и они учились сами всю жизнь. Мы воспроизводим лучшее из того, что было.

— Как вы учите учиться?

— Во-первых, мы даем фундаментальные знания. Без них человек не способен осваивать новые прикладные направления. Во-вторых, обучаем на реальной практике, а не на приближенных к практике примерах. Я не люблю термин «проектное обучение», но работа в конструкторских бригадах, а их у нас много, — ​важный образовательный элемент. Институты в структуре университета создают изделия не для учебы, модельные, а для рынка. Этим занимаются конструкторы и технологи высокого уровня. И работающие с ними студенты получают понимание технологического процесса. Мы восстановили прервавшуюся цепочку передачи опыта и знаний. Поэтому наш хорошо подготовленный выпускник всю жизнь способен самообучаться и работать в выбранной им отрасли, будь то кораблестроение, авиастроение или ракетостроение. И если ему понадобится что-то новое, он сам поймет, где и как это узнать, мы его обучили.

— Какие факультеты и специальности пользуются у абитуриентов наибольшей популярностью?

— Понятно, что всем нужны айтишники, поэтому мы объявляем большой набор, и айтишников приходит много. А специалисты по корабельному вооружению нужны не всем, поэтому мы их набираем меньше. Мы стараемся, чтобы наша производительность примерно соответствовала емкости рынка.

— Откуда вы знаете емкость рынка?

— Проводим комплексный маркетинговый анализ. Мы даже сделали большое исследование — ​мониторинг кадров: сколько и каких надо, с прогнозом, и постоянно эти данные уточняем. «Корабелка» — ​рыночно ориентированный вуз, но не в том плане, что мы изо всех сил пытаемся заработать, а в том, что мы пользуемся всеми методами повышения эффективности, которые возможны в рыночной экономике. Рынок труда — ​такой же рынок, его, как и другие, можно исследовать, посчитать затраты на обучение одного студента, общие затраты вуза, эффективность.

— И вы корректируете набор?

— Да. Например, в 2024 году возьмем вдвое меньше людей на корабельную энергетику. Мы видим, что в системе спрос — ​предложение начинает валить спрос на этих специалистов. Поэтому снижаем предложение и перекидываем его частично в айтишников, частично в машиностроителей.

Новые кафедры и факультеты

— А почему не обучаете строителей верфей? Нехватка верфей — ​одна из причин невозможности быстро нарастить строительство судов в России.

— Их учат на специальности «промышленное и гражданское строительство». Сами мы верфестроителей обучать пока не хотим. Объяснение простое: рынок очень маленький. Верфи сейчас строятся две. Я примерно представляю, сколько человек туда нужно. Верфи у нас проектирует «Союзпроектверфь». Хорошо, пять сотрудников там убыло. Готовить отдельно пять человек? Это несерьезно.

— Какие кафедры и факультеты появились в вашем университете в последнее время?

— При мне, то есть с 2016 года, появилось больше десятка. Например, цифровая кафедра в рамках программы «Приоритет‑2030» Минобрнауки. Самой молодой кафедре, медицинской робототехники, — ​всего год. Это символ, новое направление движения для нас. Мы его развиваем, потому что видим, что нужны разработчики современной медицинской техники.

— Как сочетаются корабли и медицинские роботы?

— Мы не чисто судостроительный университет с тех пор, как распался Советский Союз. Университет может позволить себе быть монопрофильным, когда есть отрасль, которая трудоустроит всех его выпускников. Сейчас в России маленькое судостроение. Если бы университет оставался исключительно судостроительным, у него было бы втрое меньше студентов. Скажем, у нас сейчас 6 тыс., а с 2 тыс. существовать невозможно. Есть критическая точка существования.

— Где эта точка, сколько студентов нужно?

— Я бы сказал, 4–5 тыс. Иначе подготовка становится очень дорогой для вуза. Поэтому сейчас мы университет четырех отраслей: судостроения, авиации, ракетной техники и атомной отрасли.

— Медицина будет пятой?

— Да. Одна из причин, почему мы занялись медицинской робототехникой, в том, что у нас много разных робототехник. Мы делаем роботов, которые летают, плавают и ползают. Теперь будем делать робототехнические системы, которые лечат. Например, могут подтягивать к человеку излучатель на фотодинамической терапии, когда надо определенным излучением посветить в конкретную точку. Другая причина — ​кафедра нужна как организационная оболочка для наших робототехников, которые понаделали разных вещей, от искусственного сердца до устройств для фотодинамической терапии и интроскопов. Кроме того, по поручению Минобрнауки мы будем создавать медико-технологический центр.

Обучение по заказам

— Как вы сотрудничаете с бизнесом?

— Только комплексно, это принципиально. Мы разрабатываем и поставляем в наши отрасли технические и технологические решения, с которыми работают подготовленные нами специалисты. Работаем даже не по запросу, а выполняем прямые заказы. Там, где мы лидеры, например в аддитивной отрасли, нам на годы вперед сформирован план поставок, работ, запросы на выпускников и переобучение специалистов.

— «Корабелка» участвует в федеральном проекте «Передовые инженерные школы», ПИШ. Чем обучение в них отличается от обычного?

— За студента ПИШ государство платит в 10 раз больше. Это значит, что у студента больше учебных часов, он больше работает со сложными технологическими системами, с дорогим оборудованием, больше расходных материалов может использовать. Человек получает элитное образование.

У нас ПИШ, увы, небольшая: 50 человек. Все разобраны будущими работодателями задолго до выпуска. Одни пойдут, например, в Объединенную двигателестроительную корпорацию, другие — ​в «Росатом». Госкорпорация — ​партнер ПИШ. Изготовление компонентов мобильных и малых реакторов, тема, которую ведет НИКИЭТ (Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники им. Доллежаля. — «СР»), в ПИШ вошла, компоненты больших реакторов — ​нет. Кстати, в этой работе активно используем аддитивные технологии. На недавних испытаниях напечатанный газосборник выдержал 1020 атмосфер, а не проектные 240. НИКИЭТ его перепроектирует, чтобы сделать втрое легче.

— Каких специалистов ждет от вас «Росатом»?

— В первую очередь хорошо подготовленных. Тут даже нельзя говорить об одном профиле, потому что мы для «Росатома» готовим специалистов по большому количеству направлений. И здесь важны две вещи. Первая — ​качество подготовки. Вторая — ​мы очень внимательно относимся к конкретным потребностям отрасли и затачиваем под них нашу программу обучения.

— На ваш экспертный взгляд, как обстоят дела в российском машиностроении?

— Машиностроение в России в состоянии перестройки и развития. Я надеюсь, что перестройка закончится, а этап развития будет длительным. Машиностроение должно производить полный спектр технологий и продуктов. Сейчас не очень хорошо обстоят дела со сквозными межотраслевыми базовыми технологиями: со станкостроением, с технологией механической обработки, комплексом металлургических технологий, с электротермическими технологиями, с технологиями инженерии поверхности — ​со всем, что не просто дает продукты для потребителя, а обеспечивает создание станков для изготовления таких продуктов. Когда появится полноценное станкостроение, инструментальная и сварочная промышленность, а с ними электротермисты, технологи поверхностей, металлурги и материаловеды, тогда можно будет сказать, что у нас есть не только вертикально интегрированная цепочка изготовления конкретных продуктов, но и обеспечивающая их трансотраслевая система базовых технологий.