Евгений Абакумов: «Новый технологический уклад бросает нам вызов»

На конференции «Цифровой «Росатом», прошедшей в конце октября, царили тревожные взаимоисключающие прогнозы: появление сверхчеловека с искусственным интеллектом, восстание машин, нехватка специалистов, создающих эти самые машины и искусственные интеллекты. Так чего бояться? За комментариями мы обратились к одному из участников конференции — ​директору госкорпорации по информационным технологиям Евгению Абакумову.

Контролировать будущее

— Вы развиваете технологии искусственного интеллекта. Скажите, вы верите в победу киборга над обычным человеком?

— Футурологи на то и нужны, чтобы прогнозировать множество сценариев будущей реальности. В любом случае прогресс не остановить. Новый технологический уклад бросает нам вызов, и мы к нему готовы.

Все технологии, которые мы применяем в отрасли, относятся к так называемому слабому искусственному интеллекту. Это алгоритмы поддержки принятия решений и обработки массивов информации, а не системы, способные самостоятельно созидать. Для искусственного интеллекта творческая деятельность сегодня недоступна. Я продолжаю считать, что человек должен контролировать будущее. Есть мифы о том, что искусственный интеллект однажды захватит мир и полностью его преобразует, но мы с вами находимся здесь и сейчас. За 15 лет в ИТ-отрасли я видел три или четыре волны «полностью изменяющих мир» технологий. Они точно полезные, но перевернуть мир удалось не каждой. При этом я верю в силу технологий и в ту пользу, которую они приносят человечеству.

— В каких направлениях «Росатом» планирует развивать технологии искусственного интеллекта?

— В обработке голоса и изображений. Обработка голоса — ​перевод речи в текст, ее синтез и классификация текста, когда машина маршрутизирует запрос. Это разновидность технологии принятия решений на основе анализа текста. Обработка изображений — ​распознавание лиц, например в сфере безопасности, анализ рентгеновских снимков на особо ответственных производственных операциях. В «Атомэнергомаше» уже ведется эта работа.

Еще одна сфера применения искусственного интеллекта — ​подбор параметров технологического процесса. Технология давно известна в металлургии и активно используется в топливном дивизионе. Наша задача — ​внедрить ее везде, где она даст явный результат.

— Развивать будете сами или в сотрудничестве с кем-либо?

— Мы в контакте со всеми центрами развития искусственного интеллекта. Мы понимаем, например, чем занимаются коллеги в других крупных компаниях, что делают институты РАН. Но у нас есть несколько ограничений, связанных с ИТ-ландшафтом. Первое — ​это обработка данных внутри корпоративной сети: чужим сервисом мы пользоваться не можем. Второе — ​это дата-сеты, наборы данных о производственном процессе. Технологию обработки можно взять стороннюю, но мы должны самостоятельно подготовить и интерпретировать данные. По многим направлениям наработанной экспертизы, к сожалению, нет, поэтому нам самим приходится развивать все, что связано с ядерными материалами, топливом и машиностроением. Создание центра ИТ-компетенций атомной отрасли на базе частного учреждения «Цифрум» под эгидой директора по цифровизации Екатерины Солнцевой — ​очень правильная история, но в дивизионах тоже должны быть специалисты, понимающие, для чего можно и нужно внедрять цифровые технологии, где они дают позитивный эффект.

— Приведите, пожалуйста, пример.

— Возьмем бухгалтерский учет. Сначала использовали простейшие приспособления — счеты или калькулятор. Затем появились специальные программы, процессная логика, технологии обработки больших данных, а сейчас мы движемся к системам предиктивного принятия решений.

— Что это?

— Прогноз бюджета на базе не только точных данных, но и будущих, вероятностных, с использованием искусственного интеллекта. Такой прогноз дает представление о положении дел в финансах в любой момент времени благодаря сбору, обработке в онлайн-режиме и анализу больших данных в масштабе холдинга.

— Если прийти к гендиректору в ноябре, то он сам даст прогноз итогов года.

— Мы говорим об отмене рутины и сохранении творчества в работе человека. А уж кто это — конструктор, проектировщик, управленец или бухгалтер — вопрос конкретных кейсов.

— На одной конференции искусственный интеллект сравнивали с суперквалифицированным специалистом. Разница в том, что человек сможет объяснить, как он пришел к своим выводам, а искусственный интеллект — нет. И человек со временем потеряет понимание логики того, как механизм или процесс устроен.

— Кстати, человек может неправильно рассказать о собственных выводах при принятии решений, равно как задача может быть решена разными способами. Появляется все больше и больше информационных систем, которые ускоряют процессы, и есть суждение, что скоро искусственный интеллект заменит человека с его творческим началом и возможностью принятия решений. Можно закрыться от этой истории, а можно попробовать понять, как развивается искусственный интеллект и какие функции человека он действительно может взять на себя.

Мыслители говорят, что искусственный интеллект может быть «плохим». Но, наверное, в той же степени, что и человек.

Что такое КИИ

— Какие информационные технологии, кроме искусственного интеллекта, планирует развивать госкорпорация?

— Все, что связано с общей управленческой деятельностью, причем в логике импортозамещения. Мы с вами разговариваем во второй день существования импортонезависимой Единой отраслевой системы документооборота: за ноябрьские праздники мы перешли на российскую основу — ​контент-хранилище, работа над которым велась несколько лет. Это огромный успех нашей команды, в которую входят специалисты «Гринатома» и «АТ-Консалтинга». Под импортозамещением мы понимаем развитие бизнес-процессного функционала в корпоративном программном обеспечении: систем для закупок, управления персоналом и в целом всего, что входит в ЕRP-системы (enterprise resource planning, планирование ресурсов компании. — «СР»).

— На конференции «Цифровой «Росатом» вы говорили, что не все в отрасли понимают, что такое критическая информационная инфраструктура — ​КИИ. Так что считать ее объектами?

— Есть 187‑й закон и методология Федеральной службы по техническому и экспортному контролю, в соответствии с которыми мы определяем собственный вектор развития. В общем виде объекты КИИ — ​это информационные системы, сети связи, автоматизированные системы управления технологическим процессом, АСУ ТП, и иные системы автоматизации финансово-хозяйственной деятельности. В «Росатоме» в принятии решений о том, какие системы попадают в эту категорию, участвуют ИТ-службы.

— Одна и та же система может быть объектом КИИ, а может и не быть?

— Допустим, есть ЕRP-система. При каких параметрах ее категоризовать как критическую информационную инфраструктуру? Если один человек с ней работает, это критическая информационная инфраструктура? А если 10, 100, 1000? Масштаб использования и влияние на хозяйственную деятельность — ​один из критериев принятия решений.

— Атомную станцию можно считать объектом КИИ?

— Всю станцию нет, но системы, которые обрабатывают информацию, могут быть категоризованы как объект КИИ.

Полигон для отечественного хайтека

— Как доверенные программно-аппаратные комплексы коррелируют с критической информационной инфраструктурой?

— В соответствии с указом президента № 166 было создано научно-производственное объединение «Критические информационные системы» (НПО «КИС». — «СР»). Оно занимается разработкой доверенных программно-аппаратных комплексов, которые должны быть апробированы «Росатомом» и внедрены в практику.

Мы двигаемся в трех направлениях. Первое — ​надо сделать отечественные системы доверенными. Они создаются на оборудовании из Единого реестра российской радиоэлектронной продукции. Оборудование должно соответствовать требованиям доверенности — ​на сегодняшний день не каждая российская технология может быть признана таковой.

— Что нужно сделать, чтобы российский комплекс стал доверенным?

— Во-первых, увеличить долю локализации. Во-вторых, установить требования к жизненному циклу. Мы должны понимать, откуда появляется программное обеспечение, как оно разрабатывается и обновляется. В-третьих, необходимо разработать требования к безопасному программному обеспечению для критической информационной инфраструктуры. Мы должны быть уверены, что софт в доверенных программно-аппаратных комплексах создают разработчики на территории России по понятным для них технологиям, что у этих комплексов российский правообладатель, что есть возможность обеспечить сервис и информационную поддержку пользователей.

Сегодня комплекс работает, а завтра, после обновлений, может возникнуть сбой. Поэтому важно, чтобы разработчик понимал, как устроено его программное обеспечение, а не копировал зарубежные решения. Мы стремимся к тому, чтобы понимать, как работает наша вычислительная техника и АСУ ТП и не имеют ли они дополнительного функционала. Это вопрос надежности, устойчивости и функциональности.

— Вернемся к двум другим направлениям. В чем их суть?

— Второе направление — ​создание вычислительных машин и автоматических систем управления будущего: фотоника, кванты, большие данные и некоторые другие технологии, которые позволят решить поставленные задачи. Третье — ​разработка новой линейки программно-аппаратных комплексов. На российском рынке есть потребность в решениях, полностью совместимых на всех уровнях: железо, операционные системы, системы управления базами данных, системы виртуализации. Пока многие решения не могут быть совместимы на всех уровнях, поэтому создание комплексов (работу над ними ведет НПО «КИС») — ​отдельная большая задача.

— «Росатом» становится полигоном для отечественных решений?

— Да, атомная отрасль — ​пилотная для проекта по достижению технологического суверенитета объектов КИИ. Мы планируем, что наш опыт переймут другие отрасли и на его основании будут внесены изменения в федеральные нормативно-правовые акты. На данный момент собран отраслевой заказ на доверенные программно-аппаратные комплексы для примерно 100 организаций. Испытания первых образцов пройдут на наших пилотных полигонах на базе компаний «Гринатом», «Русатом Автоматизированные системы управления», двух федеральных ядерных центров и др.

«Мы скорее впереди»

— Много разговоров о том, что в «Росатоме» неравномерная цифровизация. По вашей оценке, какой уровень достигнут повсеместно?

— Уровень цифровизации — ​один из критериев зрелости компании. В «Росатоме» все пользуются, например, цифровыми кадровыми сервисами, при содействии Татьяны Анатольевны Терентьевой (заместителя гендиректора «Росатома» по персоналу. — «СР») мы эту историю прошли. Отпуска, командировки и прочее взаимодействие сотрудников с работодателем оформляются автоматизированно. Поэтому мне кажется, что базового уровня мы точно достигли.

В цифровом производстве, проектировании, искусственном интеллекте, обработке больших данных и технологиях завтрашнего дня — ​фотонике, квантах — ​мы в процессе достижения уровня зрелости, особенно с учетом импортозамещения. Автоматизация и цифровизация с ведущими мировыми технологиями — ​это одно. Мы же создаем новое качество, «воспитываем» собственные подходы и выстраиваем ландшафт на отечественном стеке, что требует времени и сил. Много еще предстоит сделать, но есть понимание, что мы скорее впереди наших коллег и партнеров.

— На конференции приводили в пример уровень цифровизации производства в одной металлургической компании — ​он заметно выше, чем в «Росатоме».

— Тут надо иметь в виду несколько моментов. У ТВЭЛ, например, есть технологии изменения состава металлического слитка с помощью искусственного интеллекта. Для компании это уже типовая технология, которую вполне можно применять на металлургических предприятиях. Но бизнес-диапазон «Росатома» — ​от электроэнергии до хоккейных клюшек. Другой корпорации с таким ассортиментом нет. К тому же «Росатом» находится в специфических условиях: требования к информационной безопасности, архитектуре систем, бизнес-параметрам. Мы высоко ценим успехи коллег, но у «Росатома» немного другая внутренняя задача: чтобы люди на любом предприятии отрасли пользовались цифровыми технологиями, которые им помогают. В этом плане, конечно, довольно сложно достигнуть общего для всех организаций уровня, однако за последние годы он значительно вырос. Думаю, главный результат — ​создание и внедрение технологий, просветительская деятельность в этой области и интерес людей к теме. Сегодня перед нами стоит новая задача — ​радикально повысить эффективность производственного и проектного процессов.

Где взять айтишников

— Вопрос о кадрах. Их не хватает или надо просто повысить их производительность, как сказал заместитель гендиректора «Росатома» по экономике и финансам Илья Ребров?

— Их надо учить и звать к себе. Потребность в ИТ-специалистах существует в принципе во всех отраслях, которые связаны с разработкой интеллектуальных решений. Нужны разработчики не только корпоративных приложений, но и программного обеспечения для управления электроникой и микроэлектроникой. Всего до 2030 года для обеспечения технологической независимости стране потребуется, по нашей оценке, порядка 150 тыс. специалистов. Из них 20–30 тыс. — «Росатому». С учетом срока подготовки кадров это огромная задача.

— Как быть?

— Когда в России будут собственные микро- и радиоэлектронные мощности, специалисты точно появятся. Это естественный процесс — ​как спрос, рождающий предложение. Надо готовить узкозаточенных под актуальные задачи специалистов, платить им достойную зарплату и привлекать к интересным задачам.