Виктор Святецкий: «Сейчас все силы направлены на подготовку к отработке рудника № 6»

Россия входит в пятерку стран с наибольшими запасами урана. Цена его стремительно растет и уже достигла пика 12‑летней давности. Как использовать конъюнктуру? На сколько хватит разведанных запасов? Сильно ли мешают санкции? Почему с горнодобывающих предприятий уходят сотрудники и как их удержать? Обсуждаем это с первым заместителем гендиректора «Атомредметзолота» (АРМЗ), исполнительным директором Виктором Святецким.

Разведка на флангах

— Любой рудник начинается с геологоразведки. И даже на действующем горнодобывающем предприятии доразведка идет постоянно. Где в этом году шли геологоразведочные работы?

— Масштабных геологоразведочных работ на действующих рудниках мы не ведем. Разведываем локальные участки: фланги месторождений, нижние горизонты, уточняем запасы. Эксплуатационная разведка позволяет точнее определить качество и количество запасов для среднесрочного и долгосрочного планирования. Входящий в горнорудный дивизион «Русбурмаш» ведет бурение из подземных выработок, уточняет контуры залегания рудных тел на обоих действующих рудниках Приаргунского горно-химического объединения, благодаря чему ППГХО минимизирует затраты на подготовительные работы. Такие же работы проводят «Далур» и «Хиагда».

— Не планируете наращивать запасы?

— Планируем, на ППГХО разработан геологоразведочный проект «Кальдера». Но сейчас все силы направлены на строительство и подготовку к отработке рудника №○6. Это ключевой урановый проект в стране. Как только выйдем на первую добычу, начнем реализацию «Кальдеры» — ​рассчитываем, что этот проект позволит поставить на баланс и вовлечь в отработку порядка 30 тыс. т урана. Фактически это еще один рудник, но с меньшими затратами на отработку, потому что инфраструктура уже есть.

— Что происходит на объектах «Хиагды»?

— Там мы осваиваем месторождения, разведанные еще в 2012–2013 годы. Готовимся в следующем году лицензировать месторождение Тетрахское, для него подготовлена большая программа геологоразведочных работ. Будем уточнять запасы и проводить исследования, прежде всего гидрогеологические. В перспективе с «Росгеологией» и Всероссийским НИИ минерального сырья планируем большую программу разведочных работ на объектах Витимского урановорудного района после получения лицензий. Месторождения Хиагдинского рудного поля заканчиваем отрабатывать, остаются только Тетрахское, Намаруское и Кореткондинское. Они все одного типа, небольшие, порядка 3–4 тыс. т урана, и будут введены в эксплуатацию в 2030–2035 годы.

— Это будут поисковые работы?

— Нет, геологоразведочные. Мы не будем искать новые месторождения, нам надо детально изучить и поставить на баланс новые объекты, выявленные поисковыми работами «Роснедр».

— Что с разведкой на объектах «Далура»?

— Проводится разведка Добровольного месторождения. Бурение проведено, построена установка для опытно-промышленных работ. После их завершения, через полтора-два года, будем строить промышленную установку.

— На сколько лет хватит запасов рудников?

— Рудников «Далура» — ​до 2044 года. ППГХО — ​примерно до 2030‑х; с учетом ввода рудника № 6 — ​примерно до 2050‑х. «Хиагды» — ​до 2045 года. Мы уже сейчас смотрим на перспективные проекты, потому что горнорудный дивизион «Росатома» решает важнейшую задачу — ​обеспечение сырьевой независимости страны стратегическими металлами.

— Геологоразведка и постановка на баланс новых запасов позволят нарастить добычу?

— Да, ввод рудника № 6 позволит увеличить добычу. А та же «Кальдера» в будущем пойдет на замещение рудника № 6. К­огда-то и его запасы исчерпаются, мы должны думать о будущем. Новые проекты будут поддерживать более высокий по сравнению с нынешним уровень производства. После запуска рудника № 6 добыча на ППГХО увеличится минимум в полтора раза. Общий объем производства по стране тоже вырастет.

— Сколько сейчас добывает АРМЗ?

— Все плановые показатели по этому году будут выполнены, даже ожидаем небольшое перевыполнение в рамках утвержденного баланса потребления «Росатома». Рост по сравнению с прошлым годом составит порядка 8 %.

Добыча растет

— Какие производственные задачи стоят перед предприятиями дивизиона?

— На ППГХО это, конечно, строительство рудника № 6. К началу 2030‑х годов мы должны вывести его на проектную мощность. Ищем сейчас варианты ускорить строительство, чтобы первый уран пошел раньше. Еще одна задача — ​получить лицензию на Широндукуйское месторождение. Оно находится в пределах производственной площадки Приаргунского комбината — ​комбинатом по старой памяти называют ППГХО. Лицензия была в свое время сдана, потому что отрабатывать месторождение не планировали: запасы небольшие, содержание полезного компонента в руде низкое. Но сегодняшние спотовые цены на уран позволяют нам вовлекать в отработку и такие запасы. Для этого мы организуем проект по кучному выщелачиванию — ​закупили новое оборудование, смонтировали его, создав производительную и эффективную технологическую це­почку.

— Сырье для переработки по этой технологии берете из отвалов или из хвостов?

— На кучное выщелачивание направляется бедная руда из залежей на флангах, которые раньше не рассматривались как промышленные. Методом кучного выщелачивания ее перерабатывать гораздо дешевле, чем на гидрометаллургическом заводе.

— А извлечение не упадет?

— Да, оно будет ниже, но за счет того, что переработка гораздо дешевле, все равно получается экономически эффективно.

— Рост цен на уран влияет на ваши продажи?

— Да, влияет. Но так как мы поставляем всю продукцию на предприятия «Росатома», то и ценообразование регулируется внутренними регламентами.

— Вернемся к задачам предприятий. Что у «Далура» и «Хиагды»?

— Задача «Далура» — ​поддержание объемов, «Хиагды» — ​постепенное увеличение производства до уровня более 1 тыс. т. Дальше посмотрим. Возможно, будем держаться на этом уровне, но не исключено, что выйдем на большую производительность. Есть наработки по современным эффективным сорбентам. Благодаря им можно увеличить объем продукции, не меняя технологическую цепочку.

Умные технологии

— Вы упомянули новые реагенты. Заодно спрошу о новых технологиях — ​«Умный полигон» работает?

— Да. Сначала на маленьком блоке на «Хиагде», а потом на большой залежи на «Далуре» мы увидели, что цифровое управление продуктивными растворами позволяет стабилизировать добычу и снизить затраты. Производство стабильное, влияние ошибок операторов минимизировано. Система сама видит отклонения и регулирует баланс продуктивного раствора, закачку и откачку, выравнивая поток. Повышается среднее содержание урана в растворе и средний объем откачки растворов. Итог — ​добываем больше. Соответственно, можем отрабатывать месторождения быстрее, тем самым улучшая экономику рудников. Мы планируем распространить «Умный полигон» на все залежи «Далура» и «Хиагды».

— Как быстро будет происходить внедрение цифрового компонента?

— Оно уже происходит. Обвязка всех новых залежей, которые мы готовим на «Далуре», включает элементы «Умного полигона». На «Хиагде» Дыбрынское месторождение, с которого уже идут первые килограммы урана, тоже спроектировано с элементами цифровизации и автоматизации. Кстати, «Далур» вошел в тройку лучших ПСР-предприятий, а «Хиагда» впервые получила статус «Цифровой лидер ПСР» (Производственная система «Росатома». — «СР»). Этот статус имеют всего восемь предприятий.

— Отрабатываемые залежи не стоит цифровизировать?

— Да, степень отработки достаточно высокая, поэтому эффекта не будет.

— Недавно вышла новость про мобильную сорбционную установку для отработки маломощных залежей и блоков. Расскажите о ней, пожалуйста.

— Это конструкция из нескольких модулей. Их изготавливают в заводских условиях, а на площадке соединяют. Шефмонтажники приезжают, в течение месяца собирают, и мы запускаем установку. Подобных, насколько я знаю, в мире нет. Мы уже работаем на этой установке несколько месяцев, она показывает себя отлично. Ближайшая задача — ​посмотреть, как пройдет эксплуатация зимой, тогда будет полная картина. Наверняка будут еще улучшения конструктива, но мы уже понимаем, что принципиально наша установка может работать на любой площадке. Ее можно разобрать, загрузить в машину, перевезти, собрать — ​и она будет дальше добывать уран.

— Сейчас эта установка где работает?

— На Дыбрынском месторождении. Потом мы планируем использовать ее на других месторождениях «Хиагды». Такую же установку хотим для «Далура». Скорее всего, нам потребуется еще несколько таких.

— Уже понятен экономический эффект?

— Итоги подведем позже, но он точно будет, потому что появится возможность отрабатывать мелкие залежи, что раньше считалось невозможным из-за высоких затрат на логистику, получение разрешений, обходов газопроводов и линий электропередачи. Нерешаемая была история. А с установкой затрат минимум, и дополнительный уран получаем.

— Есть ли перебои с химикатами, запчастями, оборудованием? Канадская Cameco и французская Orano в своих релизах отмечают проблемы с обеспечением, но у них свои причины — ​у России свои, в первую очередь санкции.

— Не скажу, что санкции совсем нас не задели, но существенного влияния не оказали, и риска остановки производства нет. Мы столкнулись с недоступностью катализатора и оборудования на двух сернокислотных заводах, работающих по иностранным технологиям. Подбираем аналоги в дружественных странах. У нас работает Атомплан — ​ищем, кто в отрасли может взять заказы на наше оборудование и запчасти. Начали исследования отечественного катализатора. Уверен, что подберем.

— Кстати, производство погрузочно-доставочных машин, которое АРМЗ вело с зарубежным партнером, продолжается?

— Сборка приостановлена: нет импортных машинокомплектов. Прорабатываем альтернативные варианты, в том числе с китайскими производителями. Заключен контракт на поставку пяти погрузочно-доставочных машин производства КНР. Ждем их в конце ноября — ​декабре. Комбинату машины нужны в этом году.

Генеральная уборка

— «Росатом» — ​один из ключевых участников ликвидации объектов накопленного вреда по всей стране. В этой парадигме АРМЗ должен быть ответственным недропользователем, который после завершения добычи приводит промплощадку в безопасное состояние. Как вы планируете рекультивировать отработанные участки?

— Мы разрабатываем регламенты вывода из эксплуатации. Они будут отличаться из-за разницы в методах добычи. Объекты «Далура» и «Хиагды» проще рекультивировать: ландшафт там нарушен минимально, природа нетронута, животный мир в естественных условиях. Надо лишь демонтировать трубопроводы и изолировать каждую скважину, что не составляет большого труда: вытащить оголовок, залить бетоном, засыпать землей, провести лесовосстановление — ​и все. Через 15 лет никто не отличит бывшую промплощадку от леса.

Многих удивляет, что добыча урана экологична. В недрах, по нашему опыту и исследованиям, растворы мигрируют очень медленно, в год от силы метр, поэтому растекание ограниченно. Одновременно идет реакция восстановления, через восемь лет полностью происходит нейтрализация и деминерализация растворов. Долгосрочного влияния остаточных растворов на недра не будет.

У ППГХО сложнее. Там два хвостохранилища, огаркохранилища, золошлакоотвал. Пока производство действует, они будут пополняться. Но, конечно, нам их тоже надо рекультивировать. Проекты такие разрабатываем. Идут исследования по сгущению пасты, которая будет производиться из хвостов рудника № 6 и использоваться как технический грунт для рекультивации хвостохранилищ и выработанного пространства. Это уже элемент рециклинга. Кроме того, переработка части отвалов на кучном выщелачивании — ​это не только тонны урана ежегодно, но и снижение радиоактивности этих материалов в несколько раз. После переработки они станут просто промышленными отходами, поэтому затраты на рекультивацию будут гораздо ниже. На отвале, который был сформирован много лет назад, уже растут деревья, он стал частью леса.

— А что будет с шахтами?

— По каждой шахте будет разработан проект ликвидации или консервации.

Борьба за кадры

— Горнодобывающие предприятия не переманивают ваших специалистов?

— Есть такая проблема. Мы с ней столкнулись прежде всего на комбинате. Провели анализ кадров и выяснили, что на руднике № 8 стаж 51 % рабочих — ​около года. Фактически это ученики рабочих. Мы их набираем, они обучаются и увольняются. Уходят, конечно, по разным причинам. Труд шахтера непрост. Но рядом появились большие проекты — ​Быстринский ГОК, Удокан, золотодобывающие проекты. Как бороться с оттоком? Волшебной пилюли нет, используем комплекс мер. Одна из них — ​улучшение городской социальной среды и инфраструктуры. Думаем, мастер-план развития Краснокаменска должен помочь. Для работника важно, чтобы у его ребенка был отличный садик, школа, медицина, спорт. Если между Краснокаменском и крупными городами — ​Читой, Иркутском — ​снова будут регулярно летать самолеты, люди будут чувствовать себя более мобильными. Также необходимо улучшить материальную базу нашего техникума, решить вопрос с открытием в Краснокаменске филиала вуза. Губернатор и глава «Росатома» эту задачу обозначили. И конечно, нужно техническое перевооружение производства, чтобы люди могли безопасно трудиться и получать достойное вознаграждение.

Мы с оптимизмом смотрим на перспективы города, потому что сегодня решение этих задач сформулировано в поручениях Алексея ­Лихачева по итогам посещения ППГХО. Более того, президент России лично одобрил концепцию мастер-плана Краснокаменска, а значит, и федеральные органы власти могут объединить усилия с «Росатомом», развивая инфраструктурные и социальные городские проекты.