«До сих пор руки ноют»: о профессиональных болезнях кузнецов

Ветеран цеха по производству циркония Чепецкого механического завода Павел Ткаченко вышел на пенсию 10 лет назад. С тех пор на ЧМЗ не был, но отмечает, что очень скучает по заводу, на котором проработал без малого 40 лет. Заводской газете «Белова, 7» металлург рассказал о профессиональных болезнях кузнецов, почему их работа была не по силам даже борцам и как модернизировали тяжелый ручной труд.

Павел Георгиевич вспоминает, что, когда впервые переступил порог цеха № 60, где производят изделия из циркония и титана, решил, что долго здесь не продержится.

«Пришел учеником кузнеца. 22 года мне было. До этого отработал год разнорабочим в 11‑м цехе на ЧМЗ, сразу на режимное производство в 1970‑х устроиться было трудно: долго «ходила» анкета, проверяли судимость, родственников, — ​рассказывает Павел Ткаченко. — ​Первое впечатление — ​куда я попал? Жара, грохот. Думал, не останусь. Год прошел — получил третий разряд. Второй прошел — ​получил четвертый. А потом втянулся и почти 40 лет проработал».

Главное — ​сноровка

Большую помощь молодому кузнецу оказали бригадир Арсентий Шашов, наставники Владимир Подлипенец и Дмитрий Михайлов.

«Наставники меня многому научили. Никогда не ругали. Другие, бывало, «мать-перемать» на своих учеников. А мне спокойно: «Паша, не спеши, не получится — ​сделаешь потом, можно перековать все». Пришлось немало повозиться, чтобы приноровиться к молоту и манипуляторам».

Физически работа кузнеца была тогда очень тяжелой. До полутысячи тонн циркония в день ворочали и обрабатывали вручную. Загружали брикеты в печь, вынимали слитки, расковывали, вытягивали и рубили кузнечным топором на мерные части. Потом грузили на тележку, снова волокли к печи, загружали. За смену как минимум 10 слитков по 40 кг.

«До сих пор руки ноют — ​профессиональная болезнь кузнецов, — ​рассказывает Павел Георгиевич. — ​Требовалась и физическая сила, и выносливость. К нам приходили здоровые ребята, борцы, хоккеисты, но даже они надолго не задерживались. Очень тяжело, говорили. Помню, обращаюсь к одному: «Ты ж борец». Отвечает: «Ну и что? Там работают одни мышцы, здесь — ​другие». А мы привыкли. Хотя у нас ребята были не сказать что здоровяки — ​щуплые, худощавые. Но опыт был и сноровка».

Сменил тельняшку на спецовку

Семья Ткаченко переехала в Глазов, когда маленькому Павлу было пять лет. Родился он в Забайкалье, в городе Нерчинске. Там работали родители по распределению после института: отец на хлебокомбинате, мать преподавала в техникуме.

С детства Павел Ткаченко мечтал стать моряком. После восьмилетки поступил в Пермское речное училище. Потом три года служил на Северном флоте, переписывался с одноклассницей. Поехал за ней в Ленинград, где она в то время жила, поженились. «Молодежная свадьба, бутылочка портвейна на всю компанию», — ​вспоминает Павел Георгиевич.

Вместе вернулись в Глазов. Здесь морскую форму пришлось сменить на спецовку кузнеца. Судовой рулевой моторист в те годы получал всего 80 руб­лей, а у кузнецов была сдельная оплата труда. Чем выше разряд и выработка, тем выше зарплата. Мастеровитые кузнецы, как Павел Ткаченко, получали по 400–450 рублей.

«Раньше в кузнице работало много народу, — ​рассказывает Павел Георгиевич. — ​Трудились в четыре смены, в каждой бригаде по 8–10 человек. Профессия кузнеца — сугубо мужская. Хотя у нас работали и женщины — ​машинистами молота. В нашей бригаде, например, была Регина Ушакова, прекрасный специалист. Как-то спросил ее: «Не тяжело?» А она отвечает: «Мы из тех женщин, что и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут».

Павел Ткаченко говорит, что ему везло на хороших людей. Начинал работать при Василии Юдине, которого на заводе по праву называют отцом отечественного циркония. Именно он создавал первое в стране производство циркония на ЧМЗ, а затем с 1962 по 1984 год руководил циркониевым цехом № 60.

«Василий Сергеевич — ​умнейший человек, очень интеллигентный, фронтовик. Когда его видел, мне хотелось встать по стойке смирно. Не то чтобы он сердитый был, просто строгий, — ​поясняет металлург. — ​При встрече обязательно спросит: «Павел Георгиевич, сколько сделали?» «Почти план дневной отковали», — ​отвечаю.

От молота до удочки

На глазах Павла Георгиевича проходило техническое перевооружение производства. Оно пришлось на конец 1980‑х — ​начало 1990‑х. Цех, как и весь завод, лихорадило. Несмотря на финансовые трудности, руководство предприятия делало ставку на производство циркония, понимая, что без него будущее завода немыслимо. Для этого купили и запустили в эксплуатацию автоматизированный кузнечный комплекс. С его появлением ушел в прошлое тяжелый физический труд.

«Когда в 801‑м корпусе (в нем находится цех № 60. — ​«СР») поставили новое оборудование, первое время не знал, куда себя деть. Никак не мог понять, как пресс делает всю месячную работу, образно говоря, за час. Не надо у молота стоять, сел в кресло, спокойно нажал кнопочку. Все само движется, процесс идет, ты сидишь за монитором, только наблюдаешь и контролируешь. Но там тоже свои секреты есть, чуть проспал — ​заготовку запорол, — ​вспоминает Павел Георгиевич. — Обучали нас прямо в цехе. Сначала пробовали вхолостую, как куда поставить, какой угол поднять. Освоили, а потом уже сами обучали молодых».

На пенсии Павел Ткаченко ведет размеренную жизнь: летом ездит на огород, любит посидеть с удочкой на берегу. Вместе с женой они вырастили и воспитали двух дочерей, сейчас помогают воспитывать внука и внучку.

«Ни о чем в своей жизни не жалею, не представляю себе другой работы, другого цеха и другой судьбы», — ​заключает Павел Георгиевич.