Письма инженер-лейтенанта: к 110-летию со дня рождения Георгия Флерова

Один из первооткрывателей спонтанного деления тяжелых ядер, участник создания и испытания первой советской атомной бомбы, руководитель Лаборатории ядерных реакций ОИЯИ в Дубне Георгий Флеров остался в истории в том числе как автор писем, призывавших возобновить в начале Великой Отечественной войны работы по получению и использованию атомной энергии. Кто был их адресатом, сколько писем было отправлено — судить можно только по черновикам и воспоминаниям современников.

Самое верное — написать на имя Сталина

Осенью 1941 года 28-летний сотрудник Ленинградского физтеха Георгий Флеров вступил в ополчение и был направлен в Военно-воздушную академию на краткосрочные курсы инженеров, обслуживающих бомбардировщики Пе-2. Академия эвакуировалась в Йошкар-Олу. Там Флеров, обративший внимание, что из зарубежной научной печати исчезло всякое упоминание об исследованиях в области атомной энергии, сделал вывод: велика опасность, что эти работы на Западе скоро перейдут в практическую плоскость.

По свидетельству Бориса Брустина, в то время парторга факультета электроспецоборудования самолетов и аэродромов, в конце 1941 года Флеров сообщил, что, по его представлениям, достигнутый уровень развития ядерной физики позволяет приступить к созданию атомной бомбы и что в случае удачи и успеха немецких физиков возникнет угроза не только для СССР, но и других стран мира. «До моего сознания дошла важность доводов Флерова и его тревога за судьбы родины, — вспоминал Брустин. — В этой обстановке необходимо было предпринять срочные, безотлагательные меры. И я сказал: «Самое верное — написать вам обоснованное письмо на имя Сталина. Только он сможет решить такую важную, масштабную задачу. Напишите!» Флеров ответил, что он уже размышлял об этом и согласен написать такое письмо».

Обращение в Комитет обороны

Уполномоченный ГКО по вопросам координации и усиления научной работы в области химии для нужд обороны страны Сергей Кафтанов рассказывал: «Осенью 1942 года я получил <…> письмо, направленное в ГКО лейтенантом Флеровым. Он служил в авиации. А до войны работал в Физтехе. Успел уже сделать открытие мирового уровня: вместе с Петржаком открыл спонтанное деление ядер урана. В своем письме Флеров сообщал о внезапном прекращении публикаций по ядерным исследованиям в западной научной печати. По мнению Флерова, это означало, что исследования стали секретными и что, следовательно, на Западе приступили к разработке атомного оружия. Значит, нужно немедленно браться за разработку атомного оружия у нас».

К тому же выводу пришел сам Кафтанов — он полагался на разведывательную информация о секретных работах над атомной бомбой. Вместе с Абрамом Иоффе Кафтанов составил в ГКО письмо с предложением создать научный центр по проблеме атомного оружия. Тем не менее, как следует из воспоминаний Кафтанова, письмо Флерова явилось одним из существенных факторов, способствующих этому обращению. Аргументы Кафтанова и Иоффе были вескими. 28 сентября 1942 года Сталин подписал распоряжение «Об организации работ по урану» — первый правительственный акт, посвященным организации работ по проблеме использования атомной энергии. Дата считается днем рождения отечественной атомной отрасли. В 2005 году указом президента России 28 сентября объявлено профессиональным праздником — Днем работника атомной промышленности.

Поддержка Курчатова

История с письмами Флерова запутанная. Доподлинно известно о четырех адресатах. Флеров хранил наброски письма Кафтанову (о котором Кафтанов и упоминал, так как именно в нем говорилось о прекращении публикаций по проблеме урана) и писем на имя Сталина, секретаря Сталина и Курчатова. Все датированы 1941–1942 годами. Но письма-оригиналы той поры не сохранились — исследователи располагают только их версиями, составленными по черновикам уже в послевоенное время. Вероятно, в январе 1946 года Флеров подготовил эти тексты и обратился с просьбой к Курчатову направить их в Специальный комитет. Можно предположить, что это было связано с шансом встретиться со Сталиным. Тексты писем Флерова от 30 января 1946 года были отпечатаны на машинке и 1 февраля направлены Курчатовым секретарю Специального комитета Махневу со следующим пояснением: «Направляю Вам по просьбе ст. научного сотрудника Лаборатории № 2 АН СССР Флерова Г. Н. копии его писем тов. Сталину, тов. Кафтанову, секретарю тов. Сталина и мне. Письма относятся к 1941–1942 годам и содержат ряд интересных мыслей и соображений». Каждое письмо было в двух экземплярах: один передавался в Спецкомитет, второй оставался у Курчатова.

Были ли отправлены письма генсеку

По поводу отправки писем 1941–1942 года Кафтанову и Курчатову сомнений нет, оба подтвердили их получение. Были ли отправлены письма на имя Сталина и его секретаря, неизвестно. Герман Гончаров, физик, член-корреспондент, возглавлявший отдел теоретического отделения ВНИИЭФ, один из авторов водородной бомбы, сомневался: «Обращают на себя внимание факт обрыва черновой рукописи письма Флерова Сталину из папки «Черновые записи и копии писем академика Флерова об исследованиях возможности осуществления цепной реакции на быстрых нейтронах» и существование значительно различающихся версий черновиков писем Сталину и его секретарю… К сказанному добавим, что по стилю и характеру изложения материала письма Флерова на имя Сталина и его секретаря — это переписка с коллегами, в деталях знакомыми с существом вопроса, а не официальное обращение к главе государства по проблеме государственной важности. Трудно понять, как такие письма могли быть посланы. Резюмируя сказанное выше, можно определенно сказать, что работа Флерова над письмами Сталину и его секретарю в 1941–1942 годы не была завершена, и они отправлены адресатам не были».

Призыв услышан

По мнению Гончарова, главную роль в принятии решения Сталиным сыграло письмо, отправленное Флеровым Кафтанову. «Реально способствовало возобновлению в Советском Союзе работ по проблеме получения и использованию атомной энергии письмо, направленное в 1942 году Флеровым в Государственный комитет обороны на имя уполномоченного ГКО Кафтанова, — считал Гончаров. — В письме имелись такие строки: «История делается сейчас на полях сражений, но не нужно забывать, что наука, толкающая технику, вооружается в научно-исследовательских лабораториях, нужно все время помнить, что государство первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать миру свои условия. И сейчас единственное, чем мы можем искупить ошибку — полугодовое безделье, — это возобновление работ и проведение их в еще более широком масштабе, чем это было до войны».

Наряду с разведывательной информацией о проведении за рубежом втайне от Советского Союза работ над атомной бомбой призыв Флерова был одним из факторов, подтолкнувших Кафтанова обратиться в ГКО. Это привело к старту советского атомного проекта, грандиозные свершения в которого — гордость нашей страны, пример для будущих поколений.

ДОСЬЕ

Георгий Флеров родился 2 марта 1913 года в Ростове-на-Дону в семье банковского служащего. Окончил школу в 1929 году, работал чернорабочим, подручным электромонтера Всесоюзного электротехнического объединения, смазчиком на паровозоремонтном заводе.

В 1932 году Георгий поселился у тети, заведующей терапевтическим отделением Ленинградской районной больницы, и устроился электриком-парометристом на «Красный Путиловец». В 1933 году получил направление на инженерно-физический факультет в Ленинградский индустриальный институт. Год учился днем, а ночью выходил на смену на завод: стипендии на жизнь не хватало.  

Дипломную работу Георгий Флеров выполнил под руководством Курчатова и остался в его группе в Ленинградском физико-техническом институте. Талант физика-экспериментатора проявился уже в первых самостоятельных работах. Флеров исходил из того, что окончательный ответ на любой вопрос может дать только эксперимент: «Когда есть предсказание — что бы ни говорили теоретики, — эксперимент нужен!»

Когда стало известно о принципиальной возможности ядерной цепной реакции, Флеров и Лев Русинов в 1939 году опытны путем определили ключевой для ее осуществления параметр — число вторичных нейтронов. Было доказано, что при делении ядер урана испускается более двух вторичных нейтронов. В 1940 году совместно с Константином Петржаком Флеров открыл новый тип радиоактивного превращения — спонтанное деление ядер урана. О фронтовом периоде вы уже знаете. В 1942 году инициативного лейтенанта отозвали из армии и направили в ЛФТИ. В 1943 году Флеров уже в Лаборатории № 2 АН СССР, в 1948-м — в Арзамасе-16, в КБ-11. Под его руководством определяли критическую массу плутония-239 и урана-235, изучали их взаимодействие с нейтронами.

На испытаниях РДС-1 Георгий Флеров персонально отвечал за научно-физическое обеспечение взрыва. Он придумал датчик нейтронного потока, информация с которого поступала в командный пункт полигона. Ровно через два месяца после испытаний Флеров в числе других ученых «за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания» получил звание Героя Соцтруда.

В 1950 году, вернувшись в Москву, Георгий Флеров посвятил себя проблематике мирного атома. В 1951-м стал доктором физико-математических наук (в 1968 году избран академиком АН СССР), работал в Институте атомной энергии (Курчатовском институте), а с 1957 года до кончины в 1990-м заведовал Лабораторией ядерных реакций ОИЯИ в Дубне. Там под его руководством синтезировали несколько новых трансурановых элементов: лоуренсий, резерфордий, дубний и сиборгий (сиборгий — одновременно с учеными Калифорнийского университета в Беркли, но независимо от них).

КСТАТИ

Принципиальная схема атомной бомбы, которую Георгий Флеров предложил в 1941 году, была примерно той же, что американцы реализовали в своем «Малыше», сброшенном на Хиросиму.

114-й элемент периодической системы, ранее унунквадий и эка-свинец, назван в честь Флерова — Flerovium (Fl), флеровий.

Некоторые афоризмы Флерова написаны на стенах его лаборатории в ОИЯИ. Например, «Если я тебе скажу «да», ты перестанешь меня уважать. Если «нет», ты перестанешь меня любить. Поэтому — «не исключено». Или «В молодости меня называли упрямым, а сейчас настойчивым». И наконец, «Объяснять важному начальству научную проблему нужно не правильно, а так, как ему будет понятно. Это ложь во благо».