Академик Юрий Трутнев: «Сахаров создал школу теоретиков»

Академик Юрий Трутнев много лет работал с Андреем Сахаровым. В 1961 году при участии Трутнева был создан самый мощный термоядерный заряд в мире — знаменитая «Кузькина мать». Ее по предложению Сахарова испытали на половинную мощность. Это событие привело к прекращению в США наращивания термоядерного арсенала — гонка потеряла смысл. В 1965 году Юрий Трутнев стал преемником Сахарова и Зельдовича, возглавив объединенный теоретический сектор ВНИИЭФ, которым руководил до 1999 года. С небольшими сокращениями мы приводим его выступление на совместном заседании НТС ЯОКа и РФЯЦ-ВНИИЭФ.

— Я счастлив, что дожил до 100-летия Сахарова. Я с 1951 года работаю во ВНИИЭФ. Руководство института — Харитон, Зельдович, Сахаров, Франк-Каменецкий — сыграли большую роль в моем становлении и обучении.

Близко я познакомился с Сахаровым в 1954 году. Тогда появились различные идеи атомного обжатия и начались работы в этом направлении. Путь был сложным, надо было выбрать физические явления, которые способствовали бы созданию настоящего термоядерного оружия. Разные ученые приходили к этому по-разному. Я по-своему пришел. Когда Зельдович с Сахаровым в мае 1954 года вернулись из Москвы и Зельдович рассказал команде своего отдела, что такое атомное обжатие, я понял, что моя идея пройдет. Я тут же отправился к Сахарову и получил одобрение. После этого мы очень плотно взаимодействовали.

Здесь коллектив физиков-теоретиков сыграл большую роль. Сахаров создал такую атмосферу, что каждый старался высказать свою идею, которая, по его мнению, должна была толкнуть дело вперед. Замечу, что к молодым специалистам, особенно физикам-теоретикам, со стороны Сахарова было особое внимание — заботливое и осторожное. Молодые специалисты с утра собирались в его кабинете и обсуждали разные физические вопросы. Иногда касались и политических, поскольку все жили интересами страны. Сахаров всегда поддерживал идеи и стремление придумать что-то новое. В этом отношении он был совершенно исключительным человеком и руководителем. Причем он не командовал — он разговаривал, убеждал. Да убеждать и не надо было. Если Сахаров так говорит, мы не сомневались: это так и есть, и в дальнейшем подтверждалось, что он прав.

У меня появилось продолжение идеи РДС-37 (первая советская двухступенчатая термоядерная бомба. — «СР»), но я решил дождаться испытаний в ноябре 1955 года. И когда испытания завершились успехом, позвал молодого специалиста Юрия Бабаева, который занимался излучением в идее атомного обжатия, рассказал ему о моей идее и предложил сделать такой заряд. Так появилась идея 49-го. (Новый принцип конструирования термоядерных зарядов, усовершенствованная радиационная имплозия, был реализован Трутневым и Бабаевым в «проекте 49». — «СР».) Мы с Бабаевым стали прорабатывать проект, но, когда объявили о нем в институте, нас поддержал только Сахаров. Под его руководством мы работали. В феврале 1958 года все получилось, и мы предложили пять зарядов различного калибра испытать осенью 1958 года. На нашу сторону встал Сахаров, и мы действовали под его руководством.

Предложили испытать самый маленький заряд. Министерство было против. Я сказал: «Андрей Дмитриевич, поедем к Курчатову! Может быть, он нас поддержит». Поехали. Курчатов спросил: «В чем дело?» Мы рассказали. Курчатов предложил пойти на НТС. Там были противники, но Курчатов принял решение: «Испытываем!» Сессия испытаний 1958 года прошла для ВНИИЭФ очень хорошо.

Наступил 1961 год. К нему мы готовились. В 1960 году состоялась встреча с Хрущевым. Сахаров выступил и внес ряд предложений. Когда мы вернулись, я предложил: «Андрей Дмитриевич, давайте сделаем заряд на базе идей 1949 года». Он согласился. Позднее разрабатывалось много других зарядов. Благодаря Сахарову удалось вовлечь очень большое число теоретиков, и разработки в 1961 пошли здорово.

Велась мощная испытательная сессия. В конце 1961 года Сахаров предложил выдвинуть на присвоение звания Герой Социалистического Труда Бабаева и меня. У меня сохранилось составленное Сахаровым представление — там излагалась история и то, что мы сделали с Бабаевым. Мы с Бабаевым, наверное, единственные имеем эти представления от Сахарова. Это говорит о том, как он относился к молодым специалистам. Ведь мы тогда только-только почувствовали вкус разработок.

В 1961 году мы с Бабаевым стали ездить набирать специалистов-теоретиков. Первая поездка была в Ленинградский университет, и там мы отобрали несколько человек: Илькаева, Холина, Певницкого.

Теоретики довольно часто собирались у Сахарова, обсуждали разные вопросы. Очень многие молодые специалисты стали выдвигать идеи. Получился сплоченный коллектив. Естественно, мы были связаны с испытаниями и очень тесно взаимодействовали с конструкторами Фишманом, Ворониным. Мы нашли общий язык и общие интересы. Связка с конструкторами себя оправдала. Они понимали, что мы хотим сделать, а мы понимали, что они могут сделать. С экспериментаторами тоже была связь. Это было очень важно. Сахаров учил нас взаимодействовать и защищать новые идеи. Он поддерживал стремление теоретиков вникать во все особенности создания оружия. Это была сахаровская школа — интересоваться всем. Мозг института, теоретики, должны были следить за тем, что происходит в области создания ядерного оружия.

Но потом Сахаров стал отходить от научной работы, и мне это очень не нравилось. Мы фактически теряли его как физика и учителя. Однажды я спросил: «Вы научной работой, Андрей Дмитриевич, занимаетесь или нет?» Конечно, я смотрел снизу вверх на него, он был наш учитель. Он в ответ: «Нет, некогда, у меня времени не хватает». Я не понимал, в чем дело. Еще как-то вышел такой разговор: «Андрей Дмитриевич, вы, по-моему, гвозди микроскопом заколачиваете. Так нельзя относиться к этим вещам, вы же научный работник». — «Юра, я попал в такое колесо, из которого не выскочить». — «Возвращайтесь к нам на объект, и все будет нормально». — «Нет, больше не могу».

Сахаров и Зельдович хотели уйти из нашего института. Я не представлял, как мы без них будем работать — без тех, кто всегда поможет, защитит, поймет самое главное. Сахаров сказал: «Мы объединим теоретиков, и вы станете во главе». Я страшно сожалел, что два таких академика ушли от нас. Но жизнь продолжалась.

Сахаров для нашего института был человеком, который создал колоссальную школу, воспитал определенным образом физиков-теоретиков, которые работали дальше.

Спасибо, Андрей Дмитриевич, за то, что вы были!