Были о Чернобыле: воспоминания ученых-ликвидаторов

35-я годовщина аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС, безусловно, черный день календаря. Прежде всего потому, что пострадали люди. Много людей. Но даже в те тяжелейшие дни ученые оставались учеными, не только решая «горящие» проблемы, но и открывая новые научные направления. О работе на ЧАЭС вспоминают ликвидаторы последствий катастрофы, сотрудники ВНИИНМ им. Бочвара.

«Дыхание» разрушенного реактора

Владимир Кащеев
Директор научно-технологического отделения по обращению с ОЯТ и РАО, ВНИИНМ

— Я в те годы работал в лаборатории, специализирующейся на вопросах газоочистки. В Чернобыле сотрудники нашей лаборатории контролировали газоаэрозольные потоки, восходящие из развала разрушенного реактора. В самой зоне работали вахтовым методом по две-три недели. Специалисты, работавшие до меня, соорудили над развалом реактора элементарное устройство — натянули трос, по которому запускали тележку с измерительными приборами. Это позволяло сканировать реальную картину того, как «дышит» разрушенный реактор. Кстати, при проведении этих работ выяснилось, что активность в атмосфере может значительно изменяться за короткое время, и возникла необходимость создания установки для экспресс-контроля активности атмосферы. Институт обладал техникой лазерного контроля радиоактивности воздуха, и с 1987 года указанное оборудование использовалось при проведении работ в зоне. Так, разработанная в лаборатории Павла Полуэктова система на базе лазерного спектрометра применялась при проведении работ по расчистке машзала разрушенного четвертого блока.

Назначение нашего института — разработка технологий для атомной отрасли. Чернобыльская авария дала серьезный толчок некоторым направлениям работ. В частности, разработке систем газоочистки, систем идентификации радиоактивных загрязнений в атмосфере, направлениям дезактивации — совершенно новым методам, рецептурам. К тому же участие в ликвидации последствий аварий — практическая работа в реальных полевых условиях, хотя институт никогда и не был исключительно академическим, оторванным от объектов атомной отрасли. И после Чернобыльской аварии ВНИИНМ показал себя достойно, как и другие институты — тогда никто не остался в стороне.

Спасительный полимер

Сергей Михейкин
Главный специалист отдела технологий вывода из эксплуатации ядерно и радиационно опасных объектов, ВНИИНМ

— Весна и лето 1986 года были сухими и жаркими, и одной из первоочередных задач была защита от вторичного переноса радиоактивных веществ с поверхности почвы, зданий, дорог. Выделившиеся в результате аварии радиоактивные загрязнения выпали не только в непосредственной близости от разрушенного блока, но и перенеслись на огромные расстояния. Перед ведущим союзным НИИ была поставлена задача разработать и предложить новые препараты для подавления пыли.

За июнь-июль 1986 года ВНИИНМ совместно с химическим факультетом МГУ и кафедрой химии МАДИ разработали, испытали в лаборатории и организовали промышленное производство совершенно нового полимерного препарата ММ-1 на основе интерполиэлектролитных комплексов. Полимера в препарате было всего 2 %, состав был устойчив к атмосферным осадкам и экологичен, на его применение в зоне ЧАЭС было получено разрешение главного санитарного врача СССР.

Поскольку я был в числе разработчиков этого препарата, меня и отправили налаживать его применение в реальных условиях, это были последние числа июля 1986-го. И началась большая работа — трудились фактически по 12 часов ежедневно. За месяц командировки были выбраны участки для испытаний — 100 га грязного песка для планировавшегося нового микрорайона Припяти, с помощью группы Госкомгидромета удалось наладить мониторинг аэрозольного загрязнения воздуха на участках до и после обработки пылеподавляющими составами. Была получена поддержка от Минобороны в части машин АРС-14 для перевозки и распыления полимеров, а также вертолеты Ми-26 для обработки опытного участка. Произведена обработка, составлены рекомендации (техрегламент) по нанесению составов, подведены итоги и подписаны акты с оценкой эффективности — уровень аэрозольного загрязнения на обработанной местности упал на два порядка.

Позднее за сотрудниками ВНИИНМ при технической поддержке Минобороны закрепили 360 га наиболее загрязненных участков. Эта работа была продолжена в 1987–1989 годах.

В «батискафе» над блоком

Игорь Голубев
Главный специалист ВНИИНМ, участник группы CRP‑6 МАГАТЭ по топливным технологиям ВТГР. На момент аварии работал в отделе высокотемпературной энергетики Курчатовского института

— Запомнился один эпизод. Как-то мне предложили поучаствовать в сканировании радиационных полей над крышей машинного зала и над разрушенным блоком. В нашем распоряжении был автомобиль «Москвич-2140», который нам очень пригодился. Днем всю аппаратуру загрузили в «Москвич», я подъехал прямо к свинцовой кабине, которую народ прозвал батискафом. Стоял он у контрфорсной стены, фон там был 4–6 рентген в час. Установил аппаратуру, подготовил ее к работе и уехал.

Поднимать кабину мог только кран Demag. Все такие краны были плотно задействованы в монтаже саркофага, и нам выделили время ночью. Около двух часов ночи получаем разрешение на работу. Подъехали, влезли в «батискаф», нас подняли и начали медленно проводить над машзалом. По закону подлости через некоторое время пропал контакт между наружной измерительной камерой и регистрирующим устройством внутри. В кабине темно, только подсветка приборов и один фонарик. Тесно, нас трое было. «Батискаф» продолжает полет, а измерения должны проводиться непрерывно. По тому же закону подлости в карманах не оказалось ничего режущего. В общем я, как настоящий разведчик, на ощупь нашел оборванный провод, зубами зачистил изоляцию и соединил оборванные концы.

Кроме того, моей обязанностью было измерение фона внутри и снаружи «батискафа» с помощью дозиметра-рентгенометра ДП-5. Внутри было порядка 2–3 миллирентген в час, снаружи по-разному: от единиц до десятков рентген в час. Пару раз мы проползли над крышей машинного зала, после чего опять по закону подлости что-то случилось, отключили электричество. Demag встал, а мы зависли на высоте.

Очень неудобно и неуютно было сидеть в тесной кабине: мышцы затекают, вокруг темно, кабинка легко покачивается туда-сюда. Когда подносил «клюшку» с измерительным детектором ДП-5 к щели в полу «батискафа», стрелка прибора резво убегала вправо и зашкаливала. Два часа просидели в «батискафе» в буквальном смысле слова в подвешенном состоянии. Нас поддерживали по рации, да и сами себя всякими шутками и разговорами отвлекали от грустных мыслей.

После того как дали электричество, около пяти утра, вся работа была успешно выполнена и можно было возвращаться в Чернобыль.