Большие планы по малой мощности — в интервью Евгения Пакерманова

Одним из событий форума во Владивостоке стало подписание соглашения о сотрудничестве между «Росатомом» и правительством Республики Саха (Якутия). Речь идет о взаимодействии в строительстве АЭС малой мощности на базе новейшей реакторной установки РИТМ-200. О перспективах малой энергетики рассказал президент «Русатом Оверсиз» Евгений Пакерманов.

— «Росатом» отправил плавучий энергоблок, будущую ПАТЭС, в порт приписки в Певек. Для корпорации это пилотный проект атомной станции малой мощности. А что дальше? Знаю, РАОС работает над проектом наземной АЭС с РИТМ‑200. У вас уже есть заказчики?

— Чтобы появились заказчики, нужно иметь конкретный продукт. Мы с отраслевыми предприятиями работаем именно над формированием продукта на базе РИТМ‑200. Работы идут успешно. Это самая развитая на сегодняшний день технология «Росатома». И в довольно короткие сроки ее можно воплотить в проекте наземной атомной станции.

— Что уже сделано?

— У нас есть обликовый проект. В этой работе участвовало ОКБМ им. Африкантова, ГСПИ, ряд других организаций отрасли. Мы понимаем основные параметры будущей станции. Однако атомный рынок консервативный: когда предлагаешь новый продукт заказчикам, нужно показывать, как он работает. Поэтому сейчас мы выбираем площадку для строительства первой малой наземной АЭС, которая станет прототипом следующих. Определиться с площадкой — ​задача этого года.

У нас есть варианты: площадка на Чукотке или в Челябинской области, где есть большое Суроямское железорудное месторождение. Оно имеет долгосрочную перспективу развития, сходную по сроку с эксплуатацией АЭС, 60 лет. Рассматриваем и вариант размещения в Якутии. В подписанном на форуме соглашении мы договорились о взаимодействии по вопросам подготовки технико-экономического обоснования, проведения проектно-изыскательских работ, разработки финансовой модели проекта и определения площадки.

На финальной стадии обсуждения национальный проект по атомным технологиям. Там есть раздел по малой мощности. Мы рассчитываем, что первая площадка попадет в нацпроект.

— Какие у проекта АСММ экономические показатели по сравнению с тысячниками?

— Понятно, что строительство такой станции на киловатт установленной мощности обойдется дороже, чем большой АЭС.

— Дороже, потому что при меньшей мощности контейнмент такой же, как у больших АЭС, а сроки строительства сопоставимы?

— Cроки строительства должны быть меньше. И контейнмент там совершенно другой, под меньшие параметры мощности. Дело не в этом. Увы, на сегодня не существует стандартов безопасности для станций малой мощности. И мы руководствуемся требованиями к обычным станциям, которые в этом случае избыточны. Мы сотрудничаем с Ростехнадзором и международными организациями по выработке норм и правил, адаптированных под конкретные проекты малой мощности. Чтобы сделать их экономически привлекательнее для клиентов.

Это итерационная работа. Мы даем Ростехнадзору описание проекта, концепцию безопасности, параметры АЭС. Обсуждаем требования, которые будут адекватны дизайну станции. Безусловно, это требует времени на расчеты, обоснования.

— Новые нормы и правила, которые сформулирует Ростехнадзор для АЭС малой мощности, будут приняты и потенциальными зарубежными заказчиками? То есть станут референтной нормативной базой для глобального рынка?

— В мировой системе несколько уровней регламентирующих документов. Верхний — ​гайды МАГАТЭ, которые носят рекомендательный характер. Обычно все вендоры и национальные регуляторы стараются соблюсти их. Дальше идут национальные законодательства, где требования устанавливают регуляторы стран вендоров, владельцев и поставщиков технологий.

Когда мы приходим в какую-нибудь страну, мы всегда показываем, насколько наши проекты соответствуют требованиям МАГАТЭ, насколько — ​требованиям российского регулятора и насколько — ​требованиям местного национального законодательства, если таковое имеется. По рекомендациям МАГАТЭ для стран-новичков при реализации первых проектов предлагается максимально использовать законодательство стран-вендоров, чтобы не упустить ничего важного. Добавлю, что мы активно участвуем в работе ­МАГАТЭ и других международных организаций, с тем чтобы на наднациональном уровне выработать общие рекомендации, которые были бы идентичны для всех проектов.

— Помимо изменения норм и правил есть еще пути удешевления проекта?

— Мы плотно работаем над оптимизацией. Во-первых, эволюционно совершенствуем обликовый проект. Во-вторых, рассматриваем революционные решения, которые приведут к существенному сокращению и капитальных вложений, и сроков строительства.

— Например? Парогенератор не горизонтальный, а вертикальный? Что-то в этом роде?

— Например, революционным решением может стать размещение значительной части установки под землей. Это позволит серьезно сократить затраты на сооружение той же защитной оболочки, существенно изменив компоновочные решения здания. За последнее время технологии строительства подземных сооружений сильно изменились. Мы же видим, как быстро строят метро в Москве. Новые возможности могут дать хороший эффект в нашем проекте. Подобные идеи мы сейчас обсуждаем. Это совместная работа, в которой участвуют специалисты РАОС, ОКБМ, ГСПИ, ВНИИАЭС, «Росэнергоатома».

Мы работаем над оптимизацией проекта на базе РИТМ‑200 в двух направлениях. В эволюционном формате с проектным институтом дорабатываем решения из обликового проекта: берем конкретное и анализируем, можно ли там что-то еще оптимизировать. А группе специалистов, которые не привязаны к исполнению контрактов, даем возможность пофантазировать.

— Мы сейчас говорили о наземной версии проекта. А что с плавучей?

— РАОС отвечает за развитие наземных атомных станций. То есть мы не только продаем, но и несем ответственность за создание и развитие этого продукта. Плавучие АЭС как продукт закреплены за «Атомэнергомашем» — ​он является интегратором. Мы помогаем коллегам в маркетинге: транслируем требования рынка, обеспечиваем коммуникацию с потенциальными заказчиками. И вместе думаем, как продукт можно продать. В этой работе участвует ОКБМ с партнерами-кораблестроителями.

У плавучих станций есть свои преимущества. Например, не нужны большие земельные участки — ​в некоторых странах с ними проблема. Более гибкий подход к размещению. ПАТЭС проще встроить в энергосистему. Но есть и сложности, связанные с логистикой. Например, пока отсутствует международное законодательство по транспортировке объектов такого рода, доставке топлива и вывозу ОЯТ. Эти вопросы пока не имеют ответов.

На наш взгляд, подобные проекты надо развивать в альянсе, с партнером в регионе и другими промышленными игроками, в том числе из кораблестроения. И, соответственно, требования к развитию продукта нужно формулировать, исходя из этой логики. Ну и конечно, все это имеет смысл, если мы говорим не о единичном объекте, а о флотилии.

— Турецкая компания Karadeniz строит и продает баржи-электростанции. Вы изучали ее опыт?

— Karadeniz для нас рыночный ориентир. По сути, это технология-конкурент, сопоставимая с нашей по единичной мощности плавучих энергетических объектов. Но, с другой стороны, у них, безусловно, несопоставимо более комфортные условия по той же логистике. Потому что нет никаких ограничений — ​это традиционные энергоустановки. С другой стороны, им нужно постоянно доставлять топливо. Плавучие АЭС годами способны работать автономно. Но опыт Karadeniz подтверждает, что такие решения востребованы на рынке при условии решения ряда технологических и регуляторных вопросов.

— Кто наш главный конкурент по малым реакторам? За какими проектами вы следите с наибольшим интересом?

— За всеми. Их много — ​в мире с той или иной степенью активности прорабатываются порядка 50 проектов разного дизайна. Все они находятся на разных стадиях. Из наиболее серьезных я бы, конечно, назвал американский NuScale, южнокорейский Smart, аргентинский CAREM.

— У другого российского проекта малой мощности, «Шельфа» разработки ­НИКИЭТ, есть потенциал для выхода за рубеж? У него ведь совсем маленькая мощность.

— «Шельф» — ​установка мощностью 6,6 МВт. И она имеет ряд несомненных преимуществ. Но довольно дорогая в пересчете на киловатт установленной мощности. По нашему мнению, она больше подходит для отдаленных территорий, где по объективным причинам высокая себестоимость производства электроэнергии из других источников. Для России это, например, Крайний Север, куда завозится по Севморпути дизельное топливо. «Шельф» может снизить стоимость генерации, обеспечить стабильность энергоснабжения и экологичность. Потому что дизельное топливо — ​это и выбросы CO2, и потенциальное загрязнение территории. Но, повторюсь, это не массовое решение. Работы по проекту еще идут.

— В проект реактора с бегущей волной TerraPower вы верите?

— Тут надо различать проекты разных поколений. То, что я перечислил выше, — ​это проекты поколения III+. Как правило, в них используют проверенные технологии водо-водяных реакторов. В мире много проектов следующего поколения. Они требуют больше времени на внедрение. Так что, если мы говорим о ближайших конкурентах РИТМа, ​это поколение III+. Проект TerraPower — ​более далекая перспектива. У нас инициативы такого рода тоже есть, мы над ними работаем.