Приток «Радона»: в отрасли стартовала реформа в сфере обращения с РАО и ядерным наследием

Теперь за эту работу отвечает не Федеральный экологический оператор, а «Радон». ФЭО сосредоточится на развитии системы обращения с промышленными отходами I и II классов опасности. О том, как идет передача полномочий и активов, мы узнали у Алексея Лужецкого, гендиректора Объединенного эколого-технологического и научно-исследовательского центра по обезвреживанию РАО и охране окружающей среды (ФГУП «Радон»).

Логичное решение

— Почему все компетенции, связанные с РАО, передаются в «Радон»?

— Решение вполне логичное. ФЭО сейчас занимается промышленными отходами I и II классов опасности. Такая глобальная и сложная задача требует концентрации усилий.

«Радон» был создан более 60 лет назад как одно из базовых предприятий для обращения с РАО и стал в каком-то смысле родоначальником этой деятельности. Долгое время, правда, «Радон» работал вне системы Минсредмаша. Это было московское предприятие, решавшее задачи в столице. В 2013 году оно вошло в контур «Росатома» — теперь мы обеспечиваем радиационную безопасность и Москвы, и всего центрального региона. В рамках командной работы сформировали для «Радона» модель будущего, решили, куда хотим идти. Модель поддержали в «Росатоме». Наверное, это и стало началом внутридивизиональной трансформации.

— Что сейчас входит в зону ответственности «Радона»?

— У нас есть собственные производственные мощности для обращения с РАО. А самое главное — есть опыт вывода из эксплуатации ядерно и радиационно опасных объектов, реабилитации территорий. Поэтому «Радон» определен специализированным отраслевым оператором по обращению с объектами ядерного наследия. Наши пилотные проекты — на Ангарском электролизном химическом комбинате и в столичном ВНИИХТ.

На АЭХК часть производства остановлена, нужно утилизировать отходы и выводить помещения из эксплуатации. Правда, там передача объектов наследия «Радону» пока отложена в силу особых обстоятельств, но рано или поздно это произойдет — такова государственная политика в области ядерной и радиационной безопасности, утвержденная в 2018 году указом президента. Сейчас идет работа над законом о ядерном наследии.

— А такой закон нужен?

— Законодательно оформленные правила позволят исключить, скажем так, вкусовщину органов исполнительной власти на местах. Мы, конечно, и сейчас успешно проходим разные этапы согласования, которые детально не описаны в нормативных актах. Например, получили лицензии и благополучно выводим из эксплуатации ядерную установку во ВНИИХТ. Но, чтобы системно наладить работу с такими объектами, определить основные правила, закон или иной нормативный правовой акт все-таки нужен.

Кадровая эволюция

— Какие объекты передает вам ФЭО в рамках трансформации? Пункты захоронения радиоактивных отходов?

— Четыре объекта нам уже переданы. Это пункты долговременного хранения РАО, не захоронения. Они находятся в Челябинске, Казани, Благовещенске и Кирово-Чепецке. Мы занимаемся подготовкой к выводу их из эксплуатации.

— До стадии «зеленой лужайки»?

— В зависимости от задачи. Коричневая или зеленая лужайка — вопрос экономики, целесообразности и необходимости. В Казани, скорее всего, будет зеленая, там ничего особо грязного нет. Но это пока предположение. Площадка, видимо, одной из первых будет выведена из эксплуатации силами «Радона». Землю после рекультивации мы рассчитываем вернуть в хозяйственный оборот.

В целом система обращения с РАО сейчас устроена так. Есть национальный оператор — ФГУП «НО РАО». На законодательном уровне определено, где и как должны быть захоронены радиоактивные отходы, есть система государственного учета, есть федеральные нормы и правила в области обращения с РАО и объектами их хранения. И теперь «Радону» передаются пункты хранения РАО, которые находились у ФЭО. В основном это объекты производственной деятельности.

— Их много?

— Порядка 15. Там есть филиалы, отделения.

— И сколько это сотрудников?

— Сейчас — более 1 тыс. Без учета «СевРАО» и «ДальРАО».

— Почему?

— План передать их «Радону» есть, но существуют технические моменты, связанные с реализацией действующих проектов. Надо их завершить, а потом передавать.

— Насколько штат «Радона» вырастет на первом этапе?

— В два раза.

— Будете проводить оптимизацию?

— Здесь однозначно не должно быть революции. Мы за эволюционный процесс. Главное, чтобы росла производительность и предприятие зарабатывало.

— А на чем вы зарабатываете?

— Прежде всего, на государственных контрактах. Наш основной заказчик — государство.

— Речь о федеральной целевой программе по обеспечению ядерной и радиационной безопасности?

— ФЦП — значительная часть. Но мы еще работаем с отраслевыми заказчиками — с «Росэнергоатомом», например, с предприятиями ТВЭЛ. Повторюсь, у нас нет задачи сокращать людей. Есть задача сделать все для переквалификации персонала. В ближайшие годы будет много работы. Нам важно, как модно сейчас говорить, задать драйв команде.

Самое приятное в нашей работе, на мой взгляд, — это то, что мы реально помогаем людям. Были остановленные ядерные объекты, и вот их нет — чистая территория, где может появиться парк или какой-нибудь другой городской объект.

Уникальные проекты

— У меня дилетантский вопрос: можете на пальцах объяснить, как происходит вывод из эксплуатации ядерного объекта? Вот есть реакторная установка и оборудование. Все это очищается, оборудование сдается на металлолом, здание разрезают или разбирают… Как-то так?

— Все зависит от целевых значений, что мы хотим получить в итоге.

Ядерная установка ВНИИХТ — комплекс зданий. Еще есть радиационные источники — любое оборудование, на котором происходило обращение с ядерными материалами. Есть пункты хранения отходов. К каждому из этих объектов свой подход при выводе из эксплуатации.

Например, приходим мы в лабораторию. Это корпус, где есть спецвентиляция и спецканализация, оборудование, перчаточные боксы и т. п. Сначала работают дозиметристы — радиационный контроль, комплексное радиационное обследование. Сейчас мы еще и химическое обследование добавляем: есть объекты, где помимо радиационного загрязнения есть химическое. При необходимости проводим инженерное обследование. Прежде чем мы начинаем все это убирать, нужно подготовить проект, обосновать технологии, получить лицензию… Дальше начинается производственный процесс. Оборудование померили, очистили, разрезали, вынесли — комната чистая.

Мы применяем разные подходы. Отдельные «грязные» конструкции могут запениваться специальным составом — например, вентиляция, чтобы оттуда ничего не полетело. Оборудование можно демонтировать, разрезать на месте или вывезти — каждый проект уникален.

При выводе из эксплуатации мы должны готовить к переработке материалы с повышенным содержанием радиоактивных элементов. То есть на выходе, условно говоря, стоят несколько контейнеров: в один мы складываем то, что можно термически переработать, в другой — то, что можно зацементировать, в третий — то, что можно спрессовать, в четвертый — то, с чем необходимо разобраться на месте.

У нас в планах строительство комплексов переработки РАО — пока четырех. Они должны располагаться в удобных с точки зрения логистики локациях, до 500 км перевозки. Каждый такой объект в идеале должен иметь свой производственный профиль: переработка пластиката или материалов из древесины, спецвентиляции и спецканализации. А например, уранграфитовым реакторам в Северске и Железногорске нужно специальное оборудование для переработки металлических отходов.

— В Северске и Железногорске выводом из эксплуатации реакторов занимается опытно-демонстрационный центр, ОДЦ УГР?

— Объекты ядерного наследия этой организации тоже по плану должны быть переданы «Радону». Мы просто более производительны. Мы научились быстро и эффективно реализовывать проекты.

— Когда завершится передача активов из ФЭО в «Радон»?

— Основное имущество, за исключением, повторюсь, «СевРАО» и «ДальРАО», уже у нас. Движимое имущество, приборную базу например, передадут после того, как мы получим лицензию. По плану, это 30 декабря 2022 года. Персонал перейдет в «Радон» в полном составе.

Большое наследство

— Есть ли у вас стратегия развития?

— Среднесрочная стратегия рассчитана на 10 лет. Мы ее дорабатываем, думаю, за первое полугодие 2023 года закончим. Хотелось бы, чтобы стратегия имела отраслевой или дивизиональный статус.

— Отрасль стремится минимизировать количество РАО, ядерные объекты выводятся из эксплуатации. Получается, и бизнес «Радона» постепенно будет сокращаться?

— Я мог бы продолжать эксплуатировать пункты хранения РАО, получая госфинансирование, и жить спокойно. Но это неправильно. Наша задача — сокращение нагрузки на государство в части ядерного наследия. Для этого мы и хотим строить комплексы по переработке. Например, у нас есть плазменно-пиролитическая переработка отходов: из строительного мусора в определенных пропорциях с горючими отходами получается стеклоподобная масса. Уменьшение объема в семнадцать с лишним раз!

Когда-нибудь, конечно, надо будет перепрофилировать предприятие. Но пока работы очень много.

— На несколько поколений хватит?

— Думаю, даже моим внукам еще можно будет поработать, если они захотят связать свою жизнь с атомной отраслью.

— Расскажите о себе. Как давно вы в «Радоне»? Откуда пришли в атомную отрасль?

— Я был директором крупного завода в Белгороде. Потом переехал в Москву. Какое-то время занимался частным бизнесом. В отрасль пришел в 2009 году — внутренним контролером на Горно-химический комбинат. Это было начало организации системного внутреннего контроля на предприятиях отрасли. Спустя некоторое время перешел в «Росатом». В 2014 году получил предложение возглавить «Радон».

— В этом году исполнилось 15 лет госкорпорации «Росатом». Какие достижения вы считаете самыми важными за этот период?

— На мой взгляд, одно из главных достижений — сплоченность. «Росатому» удалось увлечь и вовлечь отличных специалистов. Я вовлечение людей считаю самым важным и сложным в работе руководителя. Можно купить или создать оборудование, найти финансирование и т. д., а вот найти людей с искренним желанием чего-то достигать, идти к важным целям — крайне сложно.