Топ-менеджер «Сколково» Олег Перцовский: «На возобновляемую энергетику влияет не пандемия, а политика и развитие технологий»

В начале пандемии ситуацию в мировой энергетике описывали в самых мрачных тонах. Насколько сильно ковидный кризис ударил по отрасли и как отразится на долгосрочных трендах, рассказывает Олег Перцовский, директор по операционной работе кластера энергоэффективных технологий фонда «Сколково».

ДОСЬЕ

С 2003 по 2008 год Олег Перцовский работал в РАО «ЕЭС России», занимал должности заместителя начальника департамента экономического планирования и анализа, советника заместителя председателя правления. Имеет степень магистра экономики, окончил с отличием экономические факультеты НИУ «ВШЭ» и Университета Париж‑1 Пантеон-Сорбонна.

— О том, что пандемия коронавирусной инфекции кардинально изменит энергетический рынок, заговорили еще весной, почти сразу после того, как стали закрываться города и страны. С чем столкнулась энергетика во время карантина?

— Люди перестали пользоваться многими объектами сферы услуг. И хотя работающие в ней компании сами по себе не являются крупными потребителями электроэнергии — ​сфера услуг традиционно не энергоемкая, — ​были затронуты цепочки поставок и предприятия, вовлеченные в них. Еще большее влияние на энергетику оказала ситуация в транспортном секторе. Сокращение объема перевозок, особенно пассажирских, нанесло по ней ощутимый удар — ​я говорю не про электроэнергетику, а в целом про энергетическую отрасль. Ну и наконец, сократилось производство на многих промышленных предприятиях, а это самый энергоемкий сектор. Промышленность — ​почти половина общемирового энергопотребления. Транспорт — ​около 20 %. Промышленное потребление электроэнергии упало отчасти потому, что возникли ограничения в работе предприятий — ​не все могли продолжать работать в том же режиме. Строительная отрасль вообще фактически приостановила деятельность.

— Что происходит сейчас, после снятия ограничений? Ковидный кризис действительно кардинально изменит энергетические тренды?

— Все будет зависеть от того, насколько затянется пандемия, когда мы вернемся к нормальной жизни и какой она, эта жизнь, будет. Думаю, с точки зрения экономики глобально ничего не изменится — ​если, конечно, не произойдет каких-то резких негативных изменений, требующих новых, более жестких и длительных ограничений. Если этого не случится, рано или поздно мы выйдем на ту же кривую развития. Вопрос в том, будет ли это V-образный выход, то есть отскок, или U-образный — ​постепенный. По моему мнению, он будет постепенным, потому что пандемия все же нанесла достаточно сильный удар по экономике, и восстановление будет неравномерным в разных отраслях.

Надо учитывать и психологический аспект, который тоже влияет на экономику, вопрос потребительских предпочтений. Мы не знаем, изменятся ли они и каким образом, будут ли люди продолжать путешествовать, как прежде, продолжат ли все так же ходить в торговые центры, рестораны, кинотеатры. Судя по тому, что происходит сейчас, потребительские предпочтения ничуть не изменились, и как только откроют границы, люди снова начнут ездить по миру. Долгосрочным изменением может стать рост объема дистанционной работы, но не думаю, что это окажет очень серьезное воздействие на энергопотребление. Поэтому мне кажется, что в конечном итоге пандемия, оказавшая значимое влияние на рынок энергетики в краткосрочной перспективе, на долгосрочные тренды ее развития принципиально не повлияет.

— Какой вы видите ситуацию с возобновляемой энергетикой, особенно на фоне низких цен на нефть? Весной были прогнозы, что пандемия обнулит рост ВИЭ, наблюдавшийся в последние годы. Тем не менее глава Минэнерго Александр Новак, выступая на заседании клуба «Валдай», говорил о сокращении потребления углеводородов после пандемии в пользу ВИЭ.

— В принципе, при низких ценах на углеводороды конкурентоспособность возобновляемой энергетики падает. Здесь мы говорим и про электроэнергию на основе солнца и ветра как альтернативу газовой и угольной генерации, и про электротранспорт как альтернативу транспорту с двигателем внутреннего сгорания на продуктах нефтепереработки. Мы видели, как цены на углеводороды резко снизились и на этом фоне замораживались инвестпроекты, банкротились даже довольно крупные компании — ​например, занимавшиеся сланцевым газом в США. Но мы наблюдаем и отскок цен на нефть — ​конечно, не до прежних уровней, сомневаюсь, что доведется еще увидеть ее по 100 долларов за баррель, но 40–60 — ​вполне реальный диапазон для среднесрочной перспективы. Резкий спад оказался краткосрочным, хотя он может повториться в случае второй волны пандемии, и ударил он по тем, чье положение уже было нестабильным. Большинство компаний, занимающихся возобновляемой энергетикой, продолжают развиваться, и не думаю, что нынешняя ситуация радикально изменит динамику их развития в ту или другую сторону. В обозримой перспективе нефть будет по-прежнему играть заметную роль на мировых энергетических рынках, но процесс замещения углеводородов возобновляемыми источниками энергии, скорее всего, ускорится. Опять же, повторюсь, если не произойдет еще одного резкого торможения экономики.

— Тем не менее в июле ЕС сделал заявление о намерении к 2050 году полностью вывести углеводороды из потребления.

— Да, и это отдельная история. Ускорение внедрения ВИЭ вполне вероятно, но будет связано не с пандемией, а с двумя факторами, не имеющими к ней отношения. Первый — ​развитие технологий, которое продолжается, несмотря ни на что. Это я вижу и по нашим стартапам в «Сколкове» — ​инвестиции, исследования и разработки продолжались все то время, что мы живем при пандемии. Второй фактор — ​регуляторный. Изменения в нормативной базе ЕС, связанные, например, с платежами за выбросы парниковых газов, заставят многие промышленные предприятия задуматься о том, как самим производить «зеленую» энергию, где ее купить, как «озеленить» свою продукцию. В долгосрочной перспективе это более значимо, чем краткосрочные эффекты пандемии. Если инструменты, стимулирующие компании снижать нагрузку на окружающую среду, будут применяться на государственном уровне, производителям углеводородов придется адаптироваться.

— Какие тут могут быть варианты?

— Помимо примеров активной работы нефтегазовых компаний с солнечной и ветрогенерацией можно говорить и о многих других источниках энергии — ​как для транспорта, так и для генерации энергии, — которые помогают этим сферам стать более «зелеными». Например, вариант для автомобильного топлива — ​подмешивание биотоплива. Его уже давно научились делать из отходов спиртового производства или из растений — ​кукурузы, сахарной свеклы и тростника, сои, рапса. Тут, правда, возникает конкуренция с продуктовыми рынками, но можно использовать и специально выращенные для этой цели растения — ​например злак мискантус. Биотопливо можно подливать в традиционное топливо — ​двигатели без корректировок позволяют добавлять до 10 % в обычный дизель. Больший объем требует доработки двигателей, но и такие машины уже существуют.

Другой вариант — ​водородное топливо. Технически уже сейчас ничего не мешает получать водород и смешивать его с природным газом. Это не требует глобального изменения технологических цепочек, а с точки зрения экспорта такой продукт — ​более «зеленый». Кроме того, есть история, связанная с потерями газа при добыче и транспортировке. Все знают, например, что есть выбросы метана из нефтяных скважин и угольных пластов и существуют технологии его использования: уходящий газ можно улавливать и, например, получать из него сжиженные продукты. Или прямо на месте пускать его на отопление вместо простого сжигания. Экономическая целесообразность применения этих и других решений, конечно, зависит от степени развития технологий, рыночной конъюнктуры и регуляторной политики на государственном и межгосударственном уровне.