В городе будущего жители начнут выращивать овощи на крышах

Города и страны, закрывшиеся из-за пандемии, постепенно возвращаются к нормальной жизни. Однако ее трудно назвать прежней. Эксперты считают, что опыт изоляции заставит на многое посмотреть иначе. О том, как может измениться городская среда и сами города, мы поговорили с урбанистом и социологом Петром Ивановым.

ДОСЬЕ

Петр Иванов — ​урбанист, социолог. Выпускник факультета социальных наук НИУ «ВШЭ». Соучредитель лаборатории «Гражданская инженерия», редактор телеграм-канала «Урбанизм как смысл жизни».

— До пандемии жизнь в городах оценивалась главным образом с экономической и экологической позиций. Видимо, теперь подход изменится?

— Да. Если говорить об урбанистическом мейнстриме, то во всем мире он действительно опирается на экономику и экологию. Теперь возникла тема здоровья. Например, с точки зрения экономики и экологии общественный транспорт — ​безусловное благо: надежно, недорого и достаточно экологично. Есть общий подход: в городах нужно сокращать личный автотранспорт и развивать общественный, а также альтернативные формы мобильности вроде велосипедов, которые не занимают много места. И тут случается пандемия коронавируса и выясняется, что общественный транспорт — ​это не очень безопасно. Прежде мы говорили о его предельной надежности, и в случае ДТП, например, это так: шанс пострадать в автобусе или трамвае несравнимо ниже. Но когда мы говорим об эпидемиологии, складывается другая картина: в автомобиле человек изолирован, а в трамвае массово нарушается режим дистанци­рования.

— Но что с этим сделаешь, ведь город — ​это всегда большой пассажиропоток?

— Думаю, представления о правильной системе расселения переосмыслят. Потребность в общественном транспорте во многом продиктована тем, как мы живем: где у нас дом, где работа, откуда и куда нам надо себя ежедневно возить. Условия, когда нужно думать и об эпидемиологической безопасности, усилят позиции девелопмента mixed-use (застройки смешанной функциональности. — «СР»). Район проектируется так, чтобы люди могли минимизировать перемещения. Чтобы им не приходилось, как сейчас в Москве, например, ехать на работу час на метро — ​и это еще нормально, потому что можно и два, и три. Эта тема — ​сочетание жилой и нежилой недвижимости в одном районе, где люди могли бы не только спать, но и работать, учиться, развлекаться, открывать бизнес рядом с домом, — ​обсуждается давно и у нас. Но каждый раз приводится аргумент — ​удобная транспортная система. И вот пандемия заставляет задуматься: а может, лучше все же работать там, где живешь? Вероятно, после случившегося снова станут популярными сценарии типа городов-садов Говарда или более современного «Проекта «Венера» Жака Фреско. Это все истории о том, как бы нам жить небольшими самодостаточными поселениями. В таких, к слову, в случае опасности можно изолироваться.

— Население мегаполисов живет в домах-башнях. Вы полагаете, опыт пандемии может сказаться на этажности, плотности застройки городов?

— Что касается мегаполисов, в частности Москвы, тут у меня ограниченный оптимизм. Все-таки в столице за правовым и строительным режимом стоит сильная политическая воля. Опыт пандемии скорее усилит отток населения в провинцию, чем приведет к изменению градостроительной политики. Но история знает примеры, когда все быстро менялось. Великобритания, например, где до 1970-х годов велась массовая панельная застройка, стала отказываться от индустриального домостроения.

— Есть и пример азиатских стран, где давно страдают от вспышек инфекций, но строят высоко, живут тесно. И кажется, ничего менять не собираются, не так ли?

— Китайский принцип градостроительства и организации социальных процессов нам не очень подходит. Надо воспринимать людей количественно, чтобы так проектировать города. Нам это чуждо, тут у России больше общего с Францией, чем с Китаем. Я бы не ориентировался на опыт азиатских городов.

— В дискуссиях о том, как изменится городская среда, высказываются предположения, что жители станут сплоченнее, начнут организовывать локальные сообщества, пандемия усилит потребность самостоятельно решать многие вопросы. Примеры есть в западных странах, а у нас это возможно?

— Конечно. В нашей ситуации это даже проще, мы наследники очень противоречивой советской системы расселения, которая подразумевала компактное проживание людей разного достатка, профессий, специальностей. В середине 1990-х работавшие в России проектировщики-иностранцы поражались, что на общественные слушания приходят профессор, инженер, электрик, слесарь, учительница — ​все они живут в одном районе. То есть, с одной стороны, у нас большой потенциал в том смысле, что в сообществе можно найти любые компетенции. С другой — ​плохо, потому что нет общности условий. Жителям богатого или бедного района проще сделать первый шаг к объединению, потому что у них базово похожие представления о потреблении, социальные миры. Но трудность прео­долимая.

— Городские сообщества легко представить в ЗАТО — ​там условия изначально к этому располагают. А есть в России обычные места, где это уже работает?

— Конечно. Мы наблюдаем это во многих малых городах, деревнях и селах. Один из самых ярких примеров — ​деревня Сеп в Удмуртии. Там жители создали центр местного сообщества (Sep Community. — «СР»), участвуют в конкурсах, получают гранты и реально, а не на словах, обустраивают жизнь своей деревни.

— В крупных городах развивался бизнес «рядом с домом», однако сейчас его владельцы, мягко говоря, в трудной ситуации. Многие бары, коворкинги и прочие общественные пространства закрылись во время изоляции, другим это еще предстоит. Да и горожане, вероятно, пересмотрят свои привычки.

— Думаю, в России с этим будет большой провал. Малому бизнесу действительно трудно вернуться к работе. Распались команды, деловые отношения, логистика — ​сложно восстановить цепочку, в которой было шесть малых предприятий, но три перестали существовать. Нужно время, чтобы настроить все снова, а средств на перезапуск крайне мало. В непростой ситуации и торговые центры, которых в городах огромное количество. Вот они как раз могли бы помочь малому предпринимательству вернуться к жизни.

— Каким образом?

— Путем трансформации в бизнес-инкубаторы, например. ТЦ могли бы вложиться квадратными метрами, которые у них будут пустовать. Нормальный взаимовыгодный сценарий. Не уверен, что он станет массовым, но прецеденты, думаю, мы увидим.

— Многие жители мегаполисов предпочли переждать коронавирусные времена на даче, в маленьких городах и деревнях. Эта тенденция оттока может закрепиться?

— Полагаю, да. Один из доводов в пользу удаленной работы с проживанием в Москве заключался в том, что здесь есть кафе, клубы, магазины, доставка чего угодно на дом, масса удобных сервисов. Если всего этого не станет, зачем сидеть в огромном городе? Правда, у нас в структуре занятости не так много специальностей, у которых возможна удаленная работа.

— Сейчас отмечают интересную ситуацию: люди отказываются выходить из режима изоляции, резко сокращают социальные контакты. Личное общение потеряет значимость? Дистанционка станет обыденностью?

— Как минимум многие поняли, что общение онлайн — ​это нормально. Еще буквально год назад предложение устроить встречу в скайпе воспринималось как проявление неуважения. Теперь с этим будет проще.

Впрочем, ценность личной коммуникации во многих процессах сохранится. Например, мне, преподавателю, некомфортно проводить занятие онлайн. Причин много. Если у человека выключена камера, я не понимаю, слушает ли он меня, не вижу его реакцию. А в аудитории я могу заметить на лице у студента удивление, работу мысли — ​это очень важно для образовательного процесса, если мы хотим, чтобы он был полноценным. Но есть вещи, которые легко перенести в онлайн, и, думаю, мы будем воспринимать это как приемлемую альтернативу.

Точно поменяется отношение к приватности и публичности, выраженное в телесных практиках, в одежде, в формате разговора. Люди будут чуть проще общаться, чуть спокойнее относиться к тому, кто как выглядит, чуть внимательнее — ​к тому, хорошо ли их слышат. Мы уже поняли, что на деловую встречу не обязательно надевать что-то строгое — ​от того, что один был на совещаниях в зуме в рубашке, а другой в футболке, дело не развалилось, проект не потерял своей серьезности. Значит, не так уж это важно. Еще мы насмотрелись, у кого как устроен дом, — ​раньше это видели только близкие. Как-то мы на сессии проектировщиков выяснили, что у всех участников дома есть плюшевая акула из ИКЕА, и это никак не помешало нам работать.

— Давайте представим, что прошло несколько десятилетий после пандемии коронавируса. Каким вы видите город будущего?

— Он более разреженный, низкоскоростной. Сохраняются магистральные связи между городами, но внутри скорость передвижения небольшая — ​никуда не надо спешить, мы перестанем каждый день преодолевать большие расстояния. Город будет интегрирован в природную среду — ​пока это не так, и с этим связаны многие наши проблемы. Будет много деревьев, никого не удивят белки во дворах, жители будут держать компактные ульи на окнах, выращивать на крышах овощи. Животноводство потеряет актуальность ввиду производства синтетического мяса — ​оно уже есть, только пока очень дорогое. Думаю, по итогам пандемии в принципе будет переосмыслено понятие сельского хозяйства. Сейчас главный котел инфекций — ​большие города, которые обрастают сельскохозяйственными территориями, вторгающимися в естественные места обитания диких животных. В том же Китае традиция поедания всего на свете плюс климатические условия располагают к стремительному развитию и передаче разнообразных вирусов. В дальнейшем, полагаю, многие города пойдут по пути интеграции в естественные экосистемы, и это будет одним из положительных последствий нынешней пандемии.