Вагон Харитона. Музей ядерного оружия в Сарове пополнился новым экспонатом

Музей ядерного оружия в Сарове пополнился новым экспонатом. Это железнодорожный вагон, в котором больше 30 лет ездил по стране академик Юлий Харитон. Его открыли для посещения прямо перед Новым годом, и в первые же четыре дня музей принял около 1 тыс. посетителей — ​рекорд для небольшого города.

Поезд или самолет

Ключевым фигурам советского ядерного проекта было запрещено летать самолетами — ​по распоряжению Сталина в целях безопасности они могли перемещаться по стране только наземным транспортом. В 1951 году руководителю КБ‑11 Юлию Харитону для командировок выделили персональный вагон. Им академик, много времени проводивший в поездках, пользовался до середины 1980-х годов.

Запрет на самолеты, кстати, не был пожизненным — ​всего несколько лет, как рассказывал сам Харитон. Академик не раз летал на дальние расстояния — ​на Дальний Восток, на Камчатку. Летал, впрочем, редко, но по причине, никак не связанной с безопасностью: Харитон не хотел впустую тратить даже несколько рабочих часов в аэропортах и самолетах. Поезд же шел ночью. Если добираться по железной дороге приходилось несколько суток, ученый мог работать в пути. Потому личным вагоном, который теперь стоит в отдельном павильоне Музея ядерного оружия РФЯЦ-ВНИИЭФ, академик пользовался практически постоянно.

Изначально Харитону выделили другой вагон, ​деревянный, еще дореволюционной постройки — ​говорят, в нем ездил Николай II. Проводница Клавдия Егорова, бессменная спутница академика во всех его поездках, вспоминала, что в том вагоне была резная мебель, красивые люстры, полированные панели из темного дерева. Но к новым скоростям и расстояниям такой вагон не был приспособлен, и его заменили современным — ​вагоном-салоном № 01771138, выпущенным в 1961 году Калининским вагоностроительным заводом.

В хвосте состава

Это настоящая железнодорожная штаб-квартира. Кроме личной комнаты Юлия Харитона, где он отдыхал и работал, в вагоне есть отдельные купе для проводников, для охраны, которая ездила с академиком до конца 1960-х годов, и для сопровождающих — ​с рабочим столиком и телефоном, с которого можно было позвонить в купе академика. Плюс полностью укомплектованная кухня, а также салон с раскладным столом на 10 персон. Там обедали, проводили совещания, смотрели телевизор, играли в шахматы. Иногда, по воспоминаниям проводников, обмывали звездочки — ​за этим столом в разное время оказывались Игорь Курчатов, Евгений Негин, Андрей Сахаров, Яков Зельдович.

Вагон, как правило, ходил в хвосте поезда, и на остановке к нему можно было подъехать на машине, минуя перрон. Пассажиры поездов, к которым цепляли вагон Харитона, даже не подозревали об этом. А вот академик, по рассказам коллег, запросто мог появиться в обычных вагонах. В книге «Человек столетия Юлий Борисович Харитон», вышедшей к 95-летию ученого, есть воспоминания об этом физика-экспериментатора Александра Павловского: «Когда мы едем с ним в Москву, обычно вагон его цепляли в конец поезда. Значит, чтобы пройти перрон, необходимо там десять примерно минут. Чтобы сэкономить это время, мы с Юлием Борисовичем через весь состав проходили в головной вагон». В той же книге другой сотрудник КБ‑11, Евсей Рабинович, рассказывал, что вагон обычно уходил в Москву и приходил в Арзамас‑16 без хозяина, Харитон нагонял его на машине в Арзамасе, а на обратном пути там же выходил. Это экономило ему по два часа.

Академик редко пользовался вагоном единолично — ​в поездках его обычно кто-то сопровождал. Иногда близкие, почти всегда — ​коллеги. Харитон нередко брал с собой сотрудников КБ‑11 и их семьи, когда тем не удавалось купить билеты в Москву. Лишних спальных мест в вагоне не было — ​в купе сопровождающих лиц их всего два, и проводнице Клавдии Егоровой приходилось подселять гостей и в купе охраны, когда та перестала ездить с Харитоном, и в собственное. Два кресла в салоне раскладывались в кровати. В очередной раз увидев академика в сопровождении толпы коллег, Клавдия Егорова в шутку грозила накидать им матрасов в проходах, на что Харитон улыбался: «Клавочка, как решишь, так и будет».

Во многом из-за такого гостеприимства Харитона и благодаря его хлопотам в 1987 году из Арзамаса‑16, будущего Сарова, стал ходить поезд Берещино — ​Москва. До этого три десятка лет жители города добирались в столицу в одном из четырех вагонов, которые цепляли к разным поездам. Как вспоминала Клавдия Егорова, однажды шеф вошел в вагон и сказал ей: «Клавочка, благослови меня. Еду просить поезд». Отказать ему не могли.

Полтора пирога

Клавдия Егорова сопровождала академика Харитона с 1952 года до его последней командировки. Несколько лет вагон-салон обслуживала семейная бригада проводников — ​Клавдия Николаевна работала вместе с мужем Прокопием Семеновичем, который в поездках также исполнял обязанности повара. После смерти супруга стала готовить академику сама. «Страсть как любит мои пироги, — ​рассказывала она о привычках своего пассажира. — ​Всегда полтора ест: один с капустой и половинку с яйцом». Попутчики академика особенно любили блюдо, проще которого трудно что-то придумать, — ​глазунью. Секрет, по словам Егоровой, был в том, что печь в вагоне топилась дровами — ​потому и вкус получался особенный.

Свою бессменную проводницу академик называл Клавочкой. Она рассказывала, что каждый раз накануне рейса в ее квартире раздавался звонок: «Клавочка, вы едете?» — ​«Да, Юлий Борисович». — «Вот и хорошо. Я спокоен».

Шефа Клавдия Егорова вспоминала как пассажира требовательного, чью просьбу невозможно было не выполнить, очень аккуратного и элегантного — ​он всегда был при галстуке. Академик был исключительно внимательным и к деталям, и к людям. Сколько бы встречающих ни оказалось на перроне, Харитон с каждым здоровался за руку.

Габаритный экспонат

Увидеть личный вагон Юлия Харитона сейчас может любой житель и гость Сарова. Его открыли для посещения перед Новым годом.

«Во время праздников мы провели около 40 экскурсий, — ​рассказала Екатерина Власова, директор музейного комплекса РФЯЦ-ВНИИЭФ. — ​Люди шли смотреть вагон и отзывались с восторгом. Некоторые, наверное, ждали какой-то роскоши, а ее там нет — ​все очень скромно. Это была специфическая сторона деятельности оружейников того периода и личная черта Юлия Борисовича Харитона. В его музее-квартире так же аскетично — ​минимум мебели, почти никаких украшений, только фотографии на стенах, но при этом большая библиотека».

После смерти академика в 1996 году вагон стоял на запасном пути станции Тупиковая. Судьба его все эти годы была неопределенной, хотя идея сделать там музей появилась практически сразу, как только вагон вернулся из последнего рейса, — ​ее предложил многолетний помощник Харитона Александр Водопшин.

«Но вагон — ​очень уж габаритный экспонат. Поэтому было много сомнений, обсуждений, — ​рассказывает Татьяна Шестакова, начальница управления железнодорожного транспорта РФЯЦ-ВНИИЭФ. — ​Наконец, в 2019 году директор дал добро на реализацию этой идеи».

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Валентин Костюков

Директор РФЯЦ-ВНИИЭФ

— Для нас принципиально важно все, что связано с историей КБ‑11, ВНИИЭФ, Сарова и, безусловно, с легендарным человеком Юлием Харитоном. Экспонат, который теперь стал доступен для всех, показывает, что Юлий Борисович был простым человеком, несмотря на выдающиеся способности. Что он всей своей жизнью показал, как можно служить своему народу. В этом его величие. Перед нами огромная ответственность сохранения памяти о нем.

Самым сложным оказалось найти место для 55-тонного экспоната и оборудовать его. Работы начались в мае прошлого года, а уже осенью вагон стоял в отдельном павильоне Музея ядерного оружия. Чтобы доставить его туда, использовали специальную технику, кроме того, пришлось построить отдельную железнодорожную ветку.

Два десятка лет вагон не отапливали, поэтому понадобилась не только его реконструкция, но и внутренняя реставрация. Обстановку постарались сохранить такой, какой она была при Харитоне. В вагон вернулись некоторые знаковые для академика вещи. На прежнее место встал самовар, который когда-то принесли по просьбе Харитона и топили исключительно щепой. Он очень любил такой чай и, как вспоминала Клавдия Егорова, мог выпить два стакана за раз.

В личном купе академика лежит знаменитый персидский коврик с годом изготовления — ​1902. От этого истертого ковра не раз пытались избавиться, предлагая Клавдии Егоровой купить взамен новый. Она обещала обсудить это с шефом, но всякий раз возвращалась с отказом: академик говорил, что с этим ковриком пришел, с ним и уйдет.

В салон вернулись и шахматы — ​их передал в музей Александр Водопшин. В этом году в Сарове состоится турнир, в финале которого гроссмейстеры сядут за шахматную доску Юлия Харитона в том самом вагоне, где когда-то играли люди, делавшие атомную историю страны.