В атомфлот попадают по доске: интервью с капитаном ледокола Дмитрием Лобусовым

Дмитрий Лобусов в атомном флоте уже 32 года — служить собирался на обычном судне, но судьба распорядилась иначе. Капитан «50 лет Победы» рассказал, как едва не опоздал в свой дебютный рейс на «Арктике», что почувствовал, побывав на полюсе, и где его дочь сделала первые шаги.

— Вы всегда хотели быть моряком?

— С третьего класса. На праздники в школе наряжался моряком. Поступил в «Макаровку». Практика была на судне «Наварин», которое ходило по Севморпути, снабжало полярные станции. Сдружился с экипажем, планировал работать на «Наварине» после училища.

— А почему оказались в атомном флоте?

— Распределили. Когда летел из Ленинграда в Мурманск устраиваться на работу, в соседнем кресле сидел мой знакомый, служивший на «Ленине». Он посоветовал идти на «Арктику», сказал, там лучший экипаж. Меня оформили в отделе кадров пароходства, быстренько подогнали форму в ателье, и я побежал на причал со своим огромным чемоданом. Там узнал, что «Арктика» отходит, уже стоит на двух швартовных концах. Третий помощник капитана нашел какую-то доску, перекинул на поднятый трап, и я, как канатоходец, забрался наверх.

— Не жалеете, что все так сложилось?

— Ни капли. Я влюбился в Арктику, в эту работу и уже ни на что не променяю атомные ледоколы. В 1991 году ушел на «Ямал», он строился, и я участвовал в приемке. Вырос с третьего помощника до дублера капитана. Потом, в конце 1990-х, несколько раз ходил на «России» и «Советском Союзе». В 2005-м вернулся на «Арктику» уже капитаном. С 2007-го — на «50 лет Победы».

— В каких водах работает «50 лет Победы»?

— В мелководной Обской губе, по которой крупнотоннажные суда вывозят сжиженный природный газ. Там прорыт канал порядка 50 км, газовозам сложно маневрировать, во льдах требуется наша помощь. С развитием Севморпути заказов прибавится, хоть мы их и разделим с новыми ледоколами.

Это основная работа, а есть еще круизное направление. В 1990 году в первый туристический рейс вышла «Россия». «50 лет Победы» возит туристов с ввода в эксплуатацию.

— Были детские рейсы на Северный полюс? И как вам такие пассажиры?

— В 1994 году «Ямал» возил на полюс детей — акция нынешнего Первого канала. На ледоколе установили мощные антенны для телетрансляции с полюса. Меня в том рейсе не было, а про наш скажу, что дети собрались творческие, все время чем-то заняты, что-то изучают, соревнуются. Мне иногда даже кажется, что им некогда рассматривать окружающую красоту.

— Это ваш 30-й рейс на полюс в ранге капитана, а помните, когда впервые оказались на шапке Земли?

— 1993 год, «Ямал». Новый ледокол, молодой экипаж, эмоции зашкаливали. Мы искупались в океане. Первым нырнул капитан Андрей Алексеевич Смирнов, я — вторым. Причем без всяких приспособлений, так что, вылезая на лед, животы до крови исцарапали.

— Брали в рейсы своих детей?

— У меня две дочки, Ксения и Мария, обе много раз ходили со мной в Арктику. Младшая дочь сделала свои первые шаги на ледоколе. Всем сотрудникам периодически предоставляется возможность взять с собой семью. Один раз шесть детей сразу на борту было. Летом в туристические рейсы со мной довольно часто ходит супруга — как раз нет занятий в школе, она учительница.

— Ходят ли другие ледоколы, неатомные, к полюсу?

— Да, дизельные. Чаще всего шведские. Но и канадские, немецкие, американские ходят. Как правило, с научными экспедициями. Но дизели могут пройти только по «нежному» льду, в августе — сентябре. Вы бы видели выхлоп, когда дизельный ледокол дает реверс, — все вокруг становится черным.

Простые суда тоже ходят. Российские были на полюсе 122 раза, шведские — 10, немецкие — пять, канадские и американские — по четыре. Даже наш «Академик Федоров» Арктического и антарктического НИИ один раз сам дошел. Все зависит от ледовой обстановки. В этом году, например, она сложная: лед толще, его больше, чем два года назад, когда мы за три дня до полюса добежали.

С иностранными судами мы иногда встречаемся. Был случай в 1994 году. «Ямал» добрался до полюса за четыре дня, там — американский и канадский ледоколы. Их команды не поверили, что мы так быстро дошли, пока не увидели судовой журнал. А им-то понадобился целый месяц. Один ледокол сломал лопасть, и мы помогли ему выбраться в более тонкие льды.

— Атомные ледоколы наносят вред окружающей среде?

— Если только какая-то птичка не успеет с воды сняться. А так моржи, белые медведи уходят — или мы их объезжаем. Рыба слышит нас на большом расстоянии и тоже уходит. Выхлопа у ледокола нет, воздух вокруг нас чистый. Мусор, продукты жизнедеятельности мы собираем, утилизируем, а что останется — сдаем на берег. Воду, что течет из крана, тоже собираем в экологическом отсеке, обрабатываем, обеззараживаем и сливаем. За борт уходит чистая.

— Бывает, что члену экипажа или пассажиру становится плохо?

— У нас отличный медицинский блок, на судне окажут квалифицированную помощь. Помню, один турист, австралиец, которому было прилично за 90, твердо решил окунуться в прорубь. Его отговаривали, но тщетно. Твердил: «Я за этим приехал, мне надо искупаться. Дома меня ждет молодая жена». Закончилось все хорошо.

Но бывает по-другому, и тогда нужна экстренная эвакуация. В первый мой рейс был инфаркт у одного из машинистов. Помощь не успела прийти из-за погодных условий, он, к сожалению, умер. В прошлом году случился инфаркт у пассажира. Но его посреди Баренцева моря забрал норвежский вертолет. В этом сезоне был пассажир, который долго пролежал в лазарете, но на берег сошел самостоятельно, без проблем.

— Знаю, этим летом в одном рейсе медведь вышел к людям прямо во время высадки.

— Да, на моей памяти второй такой случай. Заметили медведя с мостика на дальних подступах и быстро, без паники и суеты, эвакуировали пассажиров. Потом все смотрели, как он рылся мордой в брошенных вещах — играл. Рюкзак одной художницы с фотоаппаратом хорошенько потоптал, пытался разгрызть и утопить в луже, но тот все выдержал. Обычно животных отпугивают светошумовыми гранатами, выстрелами в воздух: медведь громких звуков боится, хоть и ходит по льду, который все время грохочет. Но этот медведь сам ушел, мы вещи собрали и двинулись в обратный путь, в Мурманск. Правда, пассажиры не успели сфотографироваться и в проруби не искупались. На следующий день устроили гуляния на льду.

— Какие рейсы тяжелее — рабочие или туристические?

— Если бы я хотел возить туристов, устроился бы на пассажирский пароход. Ледокол рассчитан максимум на 150 членов экипажа, всего нас чуть больше 100, и возить сверх того 100–120 человек довольно тяжело. Зато я получаю заряд энергии от людей, набравших положительных эмоций в рейсе.

— Хотели бы поработать на ледоколе проекта 22220?

— Нет. На судне главное — экипаж, забрать свой на новый ледокол я не смогу. Хотя суда интересные. Они универсальные: могут пустыми зайти в речку, поработать на мелководье, а потом, в море, набрать балласт воды и работать в Арктике. Главное — обеспечить их квалифицированным персоналом. Только представьте: во всем мире четыре действующих атомных ледокола. На каждом по два капитана и по 200 человек экипажа. Нужно больше подготовленных людей.