В Госатоме предложили заняться международными выставками и павильоном на ВДНХ

Иван Мартынушкин работал с Курчатовым и Ванниковым, защищал диплом у будущего Нобелевского лауреата Черенкова и долгие годы курировал павильон «Атомная энергия» на ВДНХ — ​неудивительно, что он был среди первых посетителей нового «Атома». Интервью с такими людьми из-за концентрации фактов и воспоминаний можно называть историей в квадрате.

Ларинский домик и Шиповская крепость

— 18 января вы отмечаете сотый день рождения. Расскажите о своем детстве.

— Мой отец Степан Семенович и мама Мария Васильевна после Гражданской войны поселились в Москве. Отец был сапожником, мама — ​разнорабочей, а после рождения младшего сына Александра стала домохозяйкой. Еще у меня была старшая сестра Анна.

Жили небогато, но счастливо. Помню наш первый дом в Москве — ​в Харитоньевском переулке на Чистых прудах. Одноэтажный деревянный флигель, который входил в дворцовый ансамбль имения Юсуповых, называли Ларинским — ​там остановилась приехавшая с матерью в Москву на смотрины Татьяна, героиня «Евгения Онегина». С нами жили несколько семей: общая кухня, общий туалет. Сейчас на месте этого дома сквер.

В 1938 году мы переехали на Лубянку, тогда площадь Дзержинского, в трехэтажный дом перед Политехническим музеем. Некогда это был доходный дом генерала Шипова, и называли его «Шиповская крепость», он описан Владимиром Гиляровским в книге «Москва и москвичи». Этот дом в 1966 году тоже снесли и разбили на его месте сквер.

В 1931 году я поступил в школу. Учиться было трудновато, родители мне не могли помочь: отец окончил четырехклассную церковно-приходскую школу, а мать проходила ликбез на дому.

Как и большинство советских мальчишек того времени, я мечтал стать летчиком, состоял в аэроклубе, прыгал с парашютом, прошел начальную военную подготовку, занимался спортом, увлекался шахматами, участвовал в самодеятельности. Помню, в красном уголке, где сейчас театр «Табакерка», устраивали встречи с интересными людьми: стахановцами, папанинцами, челюскинцами.

Строительство детского лагеря «Ленино»

— Где вас застало известие о начале войны?

— В селе Пощупове, это Рязанская область, — ​отдыхал у родни. Молодежь призывали в армию, хотя многим не было 18 лет. Как нам объяснили, фронт приближался и надо было вывезти всех молодых людей из районов, которые могли попасть в оккупацию. Не сразу, но меня тоже мобилизовали — ​отправили на Дальний Восток, в Хабаровское пулеметно-минометное училище, где я выучился и получил звание младшего лейтенанта. С осени 1943 года — ​на фронте. С боями прошел Украину, Польшу, Чехословакию.

Участвовал в освобождении Освенцима. Дважды ранен. Награжден четырьмя боевыми орденами.

В ноябре 1946 года демобилизовался и приехал в Москву: никакой специальности у меня не было, десятилетку я не окончил. Меня взяли экспедитором в строительный трест Первого главного управления при Совете народных комиссаров — ​ПГУ. Оно отвечало за атомный проект — ​но об этом я узнал позже. Я развозил строительные материалы и оборудование по техническим институтам. У нашего треста была общая профсоюзная организация с ПГУ. На одном собрании я ярко выступил, меня приметили. Через какое-то время пригласили в местком и предложили заняться организацией строительства пионерлагеря в Подмосковье. Я согласился. Было мне тогда 23 года.

— Многие ветераны атомной отрасли помнят лагерь «Ленино» — ​речь ведь о нем?

— Да. Меня утвердили в должности замдиректора по хозяйству. Помню, дорога к лагерю была не готова, и мы на себе переносили тяжеленные никелированные кровати, тумбочки, оборудование.

Продукты получали по карточкам в магазине главка. Холодильников не было — ​вырыли погреб, загружали его обычным льдом и искусственным. А вот рацион был очень хороший: куры, мясо, молоко, крупы, макароны. Из Сухуми присылали сухофрукты и консервированные ягоды и фрукты. Картофель и другие овощи я привозил из подсобного хозяйства завода в Электростали. Лагерь строили для детей всех сотрудников отрасли, он был принят в эксплуатацию уже 11 июня 1947‑го, спустя всего два года после войны, несмотря на разруху и карточную систему.

«Дело пахнет керосином»

— А как вы перешли на работу в атомную отрасль?

— Нашу работу в «Ленино» высоко оценили. Отчет заслушивали на месткоме и парткоме. В это время в ПГУ заместителем Бориса Ванникова (начальника управления в 1945–1953 годы. — «СР») пришел Михаил Георгиевич Первухин. Ему был нужен секретарь. Мне предложили — ​я согласился. Несмотря на боевое прошлое и награды, прошел серьезную проверку. Секретность была строжайшая. У меня в трудовой книжке записано «Главгосстрой СССР». Я работал секретарем Первухина, Ванникова, Завенягина, Малышева. В мои обязанности входило обеспечение четкой работы руководства. Никаких курсов подготовки — ​всему учился на практике. Парень из простой семьи — и оказался в такой серьезной организации. Это было очень ответственно. Моя супруга тоже работала в ПГУ — ​занималась комплектованием молодыми специалистами НИИ и атомных объектов.

— Какой была атмосфера в те годы?

— Над страной висела реальная угроза новой войны. В главке напряженно работал научно-технический совет, в заседаниях принимали участие десятки ученых и специалистов разных профессий, секции совета возглавляли министры. Помню, в одном таком совещании участвовал «скряжистый» и «непробиваемый», как его называли, министр финансов Арсений Григорьевич Зверев. После доклада Курчатова он мрачно спросил: «Скажите, сколько вам нужно, только не грабьте народ! В стране очень тяжелое положение». Игорь Васильевич и сам хорошо это понимал. В то время мы жили в режиме жесточайшей экономии во всем и везде. В Москве в девять вечера в домах выключали свет, сократилось и освещение улиц. Москвичи перешли на свечки и керосиновые лампы, тогда и появилась шутка: «Дело пахнет керосином».

Помню, я как-то принес Завенягину телефонограмму — ​три строчки на целом листе бумаги. Он прочитал, взял линейку и аккуратно оторвал чистую часть листка со словами: «Это еще можно использовать». Напряженная ситуация была и с кадрами. Хороших мастеров, сварщиков, слесарей собирали по всему Союзу. Они работали на оборонных предприятиях, их директора не хотели отпускать. При мне ответственный работник ЦК звонил одному директору насчет перевода сварщика. Выслушал тираду о срыве плана и задал вопрос: «Ты партийный билет в кармане носишь или в сейфе хранишь?» Тот отвечает: «В кармане». «А не тяжело его тебе носить?» — ​«Все понял, понял, завтра откомандирую и пришлю». Вот так решались вопросы в то время. Помимо трудовой дисциплины, существовала еще партийная.

Звонки по ВЧ-телефону

— Для нас создатели первого атомного проекта — ​легенды, для вас — ​коллеги. Какими вы их запомнили?

— Курчатов был прост и доступен в общении. Когда приезжал в главк, шел по коридору и часто напевал: «Куда ни поеду, куда ни пойду, к тебе загляну на минутку». И действительно заходил во многие кабинеты и оперативно решал вопросы.

С ним я советовался о переходе в Институт атомной энергии, о жилье. Ответы всегда были доброжелательными. Игорь Васильевич часто и подолгу бывал в командировках и через меня и моих коллег поддерживал связь со своей супругой Мариной Дмитриевной. Я был свидетелем их добрых, заботливых отношений. В тихом и мягком голосе Марины Дмитриевны слышалась тревога за здоровье Игоря Васильевича, а он всегда весело отвечал, что бодр и на здоровье не жалуется.

Обычно это было так: ближе к полуночи раздавался звонок по ВЧ-телефону (разновидность правительственной и военной связи. — «СР»). Беру трубку: «Слушаю, Мартынушкин», и в ответ: «Товарищ Мартынушкин, физкульт-привет! Можно поговорить с Мариной Дмитриевной?» — ​«Конечно, Игорь Васильевич». Набираю номер их городской квартиры. Оба сразу справлялись о здоровье друг друга. Игорь Васильевич всегда интересовался, чем жена занимается, кто звонил, кто навещал, куда она ходила. И Марина Дмитриевна подробно ему рассказывала. И о Большом театре, и о консерватории. К­ак-то сказала, что готовит игрушки для детского садика, и Игорь Васильевич ее похвалил.

— Какими были ваши непосредственные руководители — ​Первухин, Ванников?

— Первухин был требовательный и жесткий руководитель, но в то же время очень интеллигентный человек. «Ты же большевик, ты же коммунист» — ​вот так он упрекал, когда был кем-то сильно недоволен. Ванников по характеру был горяч, иногда резок. У него были проблемы со здоровьем, страдал от гипертонии. Нередко приходилось вызывать скорую помощь, ему ставили пиявки. Видимо, с этим была связана вспыльчивость. Часто по утрам звонила в секретариат его супруга Ревекка Львовна, интересовалась, как Борис Львович добрался до работы, как себя чувствует, чем позавтракал, соблюдает ли диету. Искренние, очень уважительные отношения. Работали и Борис Львович, и Михаил Георгиевич на износ, по-другому не умели.

Как мирный атом стал выездным

— Работая, вы отучились в МИФИ. Почему пошли именно туда?

— Недалеко от работы была школа, где можно было сдать экстерном экзамены за 8–10‑й классы. Я за год окончил три класса, получил аттестат. Встал вопрос, где учиться дальше. МИФИ был профильным институтом. Там преподавали ученые из Института атомной энергии и других задействованных в реализации атомного проекта. Без всяких поблажек я сдал вступительные экзамены: русский язык, физику, химию, математику. Кстати, диплом защищал у Павла Алексеевича Черенкова, который вскоре получил Нобелевскую премию за открытие эффекта Вавилова — ​Черенкова. После МИФИ планировал перейти на работу в институт и даже получил предварительное согласие Игоря Васильевича.

— Что помешало?

— Как раз в то время образовался Госатом СССР, первым председателем стал Василий Семенович Емельянов. У меня с ним сложились добрые отношения. К­ак-то зашел разговор о моем будущем. Емельянов мне пояснил, что Игорь Васильевич вузовских выпускников берет не на инженерную должность, а техниками или лаборантами с минимальной зарплатой. А у меня приличная зарплата, семья, дети, родители на попечении. Да и не мальчик уже — ​за 30 лет. Емельянов предложил перейти в Госатом и заняться международными выставками и павильоном на ВДНХ. Я согласился.

— Как вообще возникла идея международных выставок? Ведь атом — ​это секретность.

— Насколько я знаю, в международный отдел ЦК написали из какого-то нашего посольства — ​страну не помню. Мол, американцы привозили выставку о мирном использовании атомной энергии, она пользовалась большой популярностью. Почему не представить достижения СССР?

Госатому поручили сделать передвижную экспозицию для показа у нас и за рубежом. Фактически на стендах демонстрировалось то, что и в павильоне «Атомная энергия» на ВДНХ. Я лично провел выставки в Югославии, Греции, Италии, Дании, Японии, Афганистане, Польше, Великобритании. Специально окончил двухгодичные курсы английского в Московском институте иностранных языков.

После каждой выставки посольство готовило отчет, а меня приглашали в международный отдел ЦК на беседу о том, как все прошло, чем интересовались посетители. Послы были очень довольны, потому что на открытии всегда присутствовали главы государств и дипломаты имели возможность с ними общаться. Открытие выставки в Дании в 1959 году посетили премьер-министр, члены правительства, посол СССР и даже Нильс Бор. Он очень интересовался разработками СССР по термояду.

У меня в семейном архиве много фотографий, вырезки из газет. Возможно, это пригодится на выставках в павильоне «Атом». Готов их предоставить. Полные отчеты, фотоальбомы должны быть и в архивах Госатома.

Еще раз, всей семьей

— 60 лет назад вы участвовали в открытии на ВДНХ экспозиции «Атомная энергия» и немало сделали для ее пополнения. Что там было самым интересным?

— В мои обязанности входила подготовка тематических материалов: схемы работы АЭС, приборов и установок, научные разработки и поясняющие тексты. С художниками я обсуждал размещение материалов на переносных стендах, контролировал точность исполнения и сроки.

Уже тогда нам было чем удивить посетителей. Например, там был небольшой действующий реактор бассейнового типа, смонтированный глубоко в полу под толстым слоем воды, от которого шло красивое голубое свечение, тот самый эффект Вавилова — ​Черенкова. Были макеты первой в мире АЭС, ледокола «Ленин» и многое другое. По письму Госатома администрация ВДНХ выдала мне постоянный пропуск, который я до сих пор храню.

— Вы были одним из первых посетителей павильона «Атом», который открылся 4 ноября 2023 года на ВДНХ. Как впечатления?

— Я давно этого ждал, следил за информацией в СМИ. Все очень современно и органично. Я задержался на экспозициях «Советский атомный проект» и «Время первых». Увидел реконструкцию советского рабочего кабинета и как будто снова побывал за своим столом в приемной. В этом кабинете я обратил внимание на старенький телевизор и вспомнил такой эпизод. Ванникова часто навещал Устинов, тогда министр оборонной промышленности СССР. Однажды он заметил, что у нас в приемной нет телевизора, а у него давно есть. На другой день по распоряжению Ванникова телевизор «Ленинград» появился и у нас.

Я благодарен Андрею Валерьевичу Черемисинову (советник гендиректора «Росатома», куратор экспозиции павильона «Атом». — «СР») за уделенное мне и членам моей семьи внимание. Я показал ему выставочные фотографии 1950‑х годов, он с интересом их рассматривал. К сожалению, мне не удалось увидеть раздел международного сотрудничества и другие экспозиции. Но я собираюсь приехать на выставку еще раз, всей семьей, с внуками и правнуками.