«Парафраз» как культурный бренд Глазова: интервью с главным режиссером

Театр «Парафраз» — ​культурный бренд Глазова. Билеты на спектакли раскупают за несколько недель до премьеры, актеров узнают на улицах, труппа ездит с гастролями по всей России, а самые удачные постановки попадают в поле зрения жюри «Золотой маски». Главный режиссер Дамир Салимзянов рассказал «СР», в чем секрет успеха маленького театра, почему Кафка — ​его любимый писатель и сколько театральных туристов посещают «Парафраз».

Чиновница и топор

— Вы родились и выросли в Глазове, потом учились в Театральном институте им. Щукина, долго работали в Москве режиссером в Областном театре им. Островского и в детской театральной студии. Почему в 2004 году приняли предложение вернуться в Глазов и возглавить театр, в котором начинали актером?

— Это одно из самых правильных решений в моей жизни. Когда умер создатель нашего театра и его первый главный режиссер Игорь Маслов и мне предложили занять его место, я думал, что еду в Глазов года на четыре. Помогу театру выжить, найду себе замену и вернусь в Москву. Но на месте понял, что хочу остаться, потому что такого уровня творческой свободы у меня в Москве нет и не будет. Еще пару лет назад мне казалось, что внутри моего театра эта свобода беспрецедентная, но теперь внешний мир догнал наш маленький городок.

— Поясните, пожалуйста.

— Появилось множество разнорядок, спущенных сверху. Это плохо для театра. Например, новый спектакль «Алло, мама!» по мотивам «Золушки» напоролся на проблемы с получением «Пушкинской карты», потому что одной чиновнице не понравилась реплика мачехи: «Ну, пойди возьми топор и шарахни меня по голове!» Она за нее зацепилась, засыпала нас вопросами: а знает ли администрация города, что несет ответственность за все произнесенное со сцены? На мой взгляд, в этой реплике нет ничего нарушающего ­какие-либо законы, и внятного объяснения, что тут не так, мы не получили. Но нервотрепка, конечно же, не способствует творческой атмосфере.

— У вас очень маленькая труппа, всего 22 человека. Это осложняет работу режиссера?

— Только в том случае, когда люди увольняются. У нас кадровый голод, несмотря на то что многие актеры хотели бы у нас работать. Мы не можем им выделить или хотя бы арендовать жилье. Мы муниципальный театр, но большую часть средств зарабатываем сами, зависим от продаж. Доход у нас непостоянный, потому что город маленький (в Глазове живут 83 тыс. человек. — ​«СР»). Пытаемся ­как-то решить вопрос с жильем на уровне администрации, но пока не получается. Так что людей со стороны берем редко, выращиваем кадры в собственной театральной студии. В ней занимаются глазовские дети и подростки. Тех, кто решается связать жизнь с театром, отправляем заочно учиться в Екатеринбургский государственный театральный институт. Кто-то потом уезжает работать в другие театры, но большая часть возвращается. А в остальном проблем нет. Репертуар мы выстроили так, что незаметно, что нас немного. Спектакли обновляются часто, а у актеров нет амплуа, они пробуют себя в самых разных ролях, зрители от них не устают.

— Даже самые успешные ваши спектакли не живут на сцене дольше четырех сезонов. Почему?

— В таком маленьком городе, как наш, не нужны спектакли-долгожители, ведь иначе зритель расслабится и перестанет спешить на премьеры. Будет думать, мол, потом посмотрю, успеется. Еще одна причина — ​в интересах труппы. Я часто сотрудничаю с другими региональными театрами и вижу, что там многие спектакли идут по 10 лет, а при этом играют их раз в год. Артисты на сцене не показывают свое осмысление материала, а текст вспоминают. Это не интересно с профессиональной точки зрения, да и зрителя не цепляет. Я ищу баланс, стараюсь, чтобы спектакль жил, пока увлекает самих артистов и от сцены в зрительный зал идет живая энергия. Плюс опытным путем мы выяснили, что в среднем на спектакль продается около 6 тыс. билетов. Как только достигаем этого показателя — ​снимаем постановку с репертуара. Было несколько исключений, одно из них — ​спектакль «Вино из одуванчиков» по Рэю Брэдбери. Он жил четыре года, и его посмотрели 12 тыс. зрителей.

Лица на серой картинке

— Вы регулярно ставите спектакли в театрах Перми, Прокопьевска, Красноярска, Томска, Нижнего Новгорода. Работаете как приглашенный режиссер. Что такая работа для вас значит?

— Так получилось, что я много всего поставил. Сейчас вот в Театре кукол Удмуртской Республики работаю над своим 120‑м спектаклем. У такой продуктивности есть издержки. Появляются «рецепты», как я их сам называю. Могу проснуться утром, взять в руки незнакомую пьесу, прийти с ней к актерам, прочесть ее для них вслух и уже к концу читки точно знать, как это поставить. Меня подобное напрягает. Чтобы перезагрузиться, вытащить себя из зоны комфорта, соглашаюсь на работу в других цехах с незнакомыми артистами. До недавнего времени в год я ставил по четыре спектакля на стороне. В этом году согласился только на три, хочу больше времени уделить «Парафразу».

— Есть ощущение, что все региональные театры на одно лицо?

— Совсем нет. Но не все имеют яркую индивидуальность. Везет тем театрам, в которые приезжают молодые интересные люди, мечтающие творить. Им приходится непросто, но то, что они делают, выглядит интересно. Пару лет назад я с большим удовольствием поработал в томском ТЮЗе. Меня пригласил талантливый режиссер Паша Зобнин, чтобы поставить спектакль по Салтыкову-­Щедрину «Эх, судьба, судьба косая…». Я приехал и увидел много отличных спектаклей. А бывает, что театру не везет. Нет яркого человека, зато есть стандартный набор репертуарных решений — ​слоеный пирог, в котором один слой как бы для фестивалей, а еще девять как бы для зрителей. Не нужно для зрителей и фестивалей делать разные спектакли!

Помню, в Димитровграде существовал фестиваль «Театральный атомград». Туда приезжали многие театры из небольших атомных и не атомных городов. В среднем картинка была серой. Часто неловко было наблюдать за происходящим на сцене. Хотелось спросить: ребята, вы почему живете так неинтересно? Но случались и исключения. У театра «Наш дом» из Озерска были очень интересные репертуарные и художественные решения. Ставили пьесы Мартина Макдоны (ирландский драматург и сценарист. — ​«СР») и по произведениям Александра Куприна. Чистая радость!

Тест на актуальность

— Как вы выбираете материал для своих будущих спектаклей?

— У меня стандартный подход. Надо ответить на три вопроса: почему этот материал интересен лично мне, почему моей труппе будет с ним интересно работать и почему он заинтересует зрителя? Если ответы есть, можно смело брать текст в работу.

— Кто из классиков и современников помогает ответить вам на все три вопроса сегодня?

— Первое место из классиков делят Салтыков-­Щедрин, Гоголь и мой любимый Франц Кафка. Хотя, конечно, для всех нас было бы лучше, чтобы он уже перестал быть остро актуальным в нашей стране. А из современников лично мне интересен шведский писатель Фредрик Бакман (дебютировал в 2012 году. — ​«СР»). Наш театр попробовал забросить удочку о покупке авторских прав, но не получилось: сейчас сложно приобрести европейские авторские права.

— Какие темы в топе у современных драматургов? Пандемия коронавируса и СВО находят отражение в их творчестве? Есть ли у этого материала перспектива дойти до вашего зрителя?

— Эти болевые точки очень откликаются в драматургии. Авторы делают это по-разному. Но меня не интересуют тексты, написанные по следам событий. Такие пьесы мы обозначаем в жизни театра читками, но не более. Материал для спектаклей должен содержать ­какое-то осмысление будущего через настоящее. Интересны произведения, которые могут, на мой взгляд, жить дальше и постепенно становиться классикой. Так было с пьесой Максима Курочкина «Класс Бенто Бончева». Лет десять назад, когда эта пьеса была только-только написана, первое, что я подумал, прочтя ее, — ​это то, что она будет жить, когда меня на свете уже не будет. И я взялся за нее. Мне, как и автору, хотелось разобраться, что такое любовь, как людей притягивает друг к другу и можно ли это притяжение отменить.

Никаких женатых таксистов

— За 20 лет вашего присутствия в городе качество театрального зрителя Глазова ­как-то изменилось?

— Кардинально. Когда я только приехал, одним из самых продаваемых спектаклей был «Слишком женатый таксист» по пьесе Рэя Куни. Люди ходили на него по несколько раз, интеллигентная публика того времени говорила, что не посмотреть его неприлично. А сегодня публике не интересно идти в театр лишь за хорошим настроением, ее запрос — ​широкий спектр эмоций и много разных мыслей по факту увиденного.

— А дети и подростки? Говорят, что у нового поколения клиповое мышление. Они в состоянии не уснуть на двухчасовом спектакле?

— С детьми как раз ничего не изменилось. Ребенок с родителями и ребенок с толпой других детей — ​это два разных зрителя. Когда дети приходят с родителями, никаких проблем с восприятием даже самого сложного спектакля нет. А вот когда приходит целый класс, то никого не интересует, что происходит на сцене, в зрительном зале своя внутренняя драматургия. Мальчики всячески пытаются привлечь внимание девочек, а те — ​мальчиков. Мы стараемся не продавать билеты на классы и по возможности играть спектакли для детей и подростков вечером, а не утром и днем.

Прекрасные гастроли

— Какая самая сильная сторона успешных театров из маленьких городов, а какая самая слабая?

— Недостаток финансирования дает один большой бонус: в таких театрах часто работают очень увлеченные люди, которые экспериментируют, как хотят, они свободны, в отличие от сытых театров, вынужденных заигрывать со зрителями и властями. Они кому угодно глотку порвут за право делать то, что им хочется. Но, если театр маленького городка поставил несколько отличных спектаклей, он становится успешным, и местный зритель его буквально залюбливает. Как мама, которая, не разбирая, хвалит ребенка за все, что он ни сделает. Два раза мазнул по бумажке — ​уже шедевр. И актеры, и режиссеры перестают понимать, а действительно ли они хорошо сработали или это восторги публики по инерции.

— Как с этим бороться?

— Гастроли, фестивали, где есть другой зритель. Такой гамбургский счет необходим для самоощущения. Иногда мы это делаем. Это недешевое удовольствие. Регулярно бываем только в Ижевске, нас там знают. Еще у нас развит театральный туризм внутри республики. Зрители сами приезжают в Глазов. В год набирается около 2 тыс. таких туристов. Это неплохая цифра. Мы активно участвуем в разных фестивалях и творческих проектах. Например, фестиваль театров малых городов, который патронирует Театр Наций, каждый раз проходит в новом городе, и у участников есть возможность выйти на местные сцены и показать зрителям свои спектакли. В рамках этого проекта есть и большие гастроли по обмену, когда участники возят спектакли друг к другу. Мы были активными участниками «Творческих лабораторий» в рамках проекта «Территория культуры «Росатома». Театр — ​не фабрика. А бензином для творческого человека являются впечатления.