«Новые установки нужно строить каждое десятилетие»: интервью с академиком Радием Илькаевым

Как получилось, что ядерный центр в Сарове стал единственным местом работы ученого? Что мощнее ядерного оружия? Почему без новых установок наука в стране развиваться не сможет? На эти и другие вопросы накануне своего 85‑летия ответил почетный научный руководитель Российского федерального ядерного центра «Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики» (РФЯЦ-ВНИИЭФ) академик РАН Радий Илькаев.

Ленинградские университеты

— Расскажите о ваших родителях: какими вы их помните, как они вас воспитывали?

— Помню их добрыми, благожелательными, заботливыми. Всех нас, троих детей — ​двух сыновей и дочь — они просто обожали. Отец до войны был педагогом. В Великую Отечественную воевал на Дальневосточном фронте с японцами, получил орден Отечественной войны за эту кампанию. Стал кадровым военным, мы всей семьей ездили за ним по стране, учились в разных городах. Окончили школу все трое в Ленинграде. Отцу предлагали разные места службы, с хорошими должностями, но он выбрал Ленинград — ​чтобы дети получили отличное образование.

Кстати, последнее его место службы — ​ядерный полигон на Новой Земле. Помню, у него был день рождения, я послал поздравительную телеграмму и получил ответ: «Телеграммы не принимаются». Я все понял. Потом, много лет спустя, когда уже сам ездил на испытания, останавливался в гостинице, где жили мои родители.

Мама была домохозяйкой — все-таки семья большая. Она прекрасно готовила, следила за тем, чтобы дети всегда были ухожены, хорошо питались. Я берегу память о родителях. У нас с ними было полное взаимопони­мание.

Я окончил школу с золотой медалью и без экзаменов поступил в Ленинградский политехнический институт. Мне было приятно, что и Юлий Борисович Харитон учился там же. В Политехе готовили настоящих ученых и инженеров. Правда, после двух курсов я перешел в Ленинградский университет, мне хотелось получить больше теоретических знаний. Хотя тогда было запрещено переходить, но, поскольку у нас с товарищем были отличные академические результаты, а я вообще был круглым отличником, в виде исключения нам это разрешили.

Равнение на центр

— Редко у кого в трудовой книжке указано единственное место работы. У вас именно так. Почему вы остались верны ВНИИЭФ?

— Во ВНИИЭФ сошлись два важных для меня фактора: возможность заниматься самой современной физикой, в том числе фундаментальной, и решать государственные задачи огромной важности. У нас работало много высококлассных специалистов, проводилось множество сложных полигонных испытаний, физических опытов. А когда еще у тебя при этом получаются весьма неплохие результаты, бросить такое дело просто невозможно. Поэтому у меня ни разу не возникало мыслей перейти на другую работу.

— И вам посчастливилось работать с выдающимися людьми.

— Да, у истоков нашего института стояли замечательные ученые, настоящие, знающие специалисты. Была создана уникальная академическая среда. Это было крайне полезно для нас, молодых специалистов. Помню, когда мы только пришли на работу, нас принял Андрей Дмитриевич Сахаров, который рассказал, как устроен термоядерный заряд. Тогда это были сведения особой важности, а у нас допусков никаких не было. Тут же товарищи, которые за этим наблюдали, сказали: «Коллеги, имейте в виду, что работа секретная и эту информацию вплоть до того, как вы получите допуски, не распространяйте». Правда, сейчас принцип действия термоядерного устройства уже не секрет, а классика.

Три важных этапа

— Вы прошли путь от рядового научного сотрудника до директора. Чем особо гордитесь?

— Я прошел в институте несколько этапов, каждый из которых для меня ценен. Первый — ​1960–1970 годы, когда два наших замечательных руководителя, академики Сахаров и Зельдович, ушли из ВНИИЭФ. К тому времени многие принципиальные вопросы были решены, но оставалась главная задача — ​создать ядерный оборонный арсенал нашей страны, не уступающий американскому. В тот период приходилось часто ездить на полигоны, участвовать в обсуждениях, в соревновании между разработчиками. Думаю, по числу ядерных испытаний, в том числе успешных, с уникальными результатами, коллективу, в котором я работал, удалось сделать очень много. Именно в это время наша страна стала сверхдержавой. За 10 лет удалось создать арсенал современного ядерного, термоядерного и ракетного оружия. Считаю, что мы, ученики отцов-основателей, в полной мере оправдали их доверие и сделали то, что они не успели.

Второй этап — ​чернобыльская катастрофа, когда нам надо было серьезно проанализировать вопросы ядерной безопасности. Мы тогда пересмотрели все наши подходы и создали программу того, что нужно сделать еще, какие провести исследования, чтобы внедрить самые современные технологии безопасности. Эта работа также была выполнена, несмотря на перестроечные годы. Я считаю, что это был важный шаг для того, чтобы наше ядерное оружие было мощным, современным и безопасным.

Третий этап — ​1990‑е, когда надо было буквально спасать атомную отрасль. В печати появились публикации, что у России врагов нет и что нам вообще не нужно ядерное оружие. Мы боролись против этой философии.

Вспоминаю такой случай. В 1996 году, когда я исполнял обязанности директора ВНИИЭФ, губернатор Нижегородской области Борис Немцов захотел меня послушать и понять, в каком направлении развивается институт. Я собрал ведущих специалистов и руководителей института и выступил с докладом, как мы собираемся развивать ВНИИЭФ, какие перед нами стоят задачи по развитию науки, ядерного оружия и института в целом. Он выслушал это все и сказал: «У вас слишком оптимистический подход. Считаю, что институт надо разделить на две части. Первая пусть занимается оборонными делами, а вторую часть надо превратить в малые предприятия». Я при всех ему ответил: «Ничего этого мы делать не будем, а будем развивать институт так, как задумали».

Тогда единственной крупной общественной организацией, которая нас поддержала, стала Русская православная церковь. В 1996 году мы вместе провели Всемирный русский народный собор, посвященный ядерному оружию, сформулировали, зачем оно нужно и что без него мы не защитим нашу огромную страну. Эта точка зрения через некоторое время стала общепринятой. С тех пор мы с РПЦ очень дружны и помогаем друг другу.

Нужно, чтобы наша страна, с одной стороны, была великой научной и оборонной державой, а с другой — ​хранительницей традиционных нравственных ценностей. Меня часто спрашивают: есть ли альтернатива ядерному оружию? Я говорю: есть. Любое техническое решение рано или поздно может потерять свое значение — ​либо его запретят, либо все будут его иметь. Когда в России будет миллиард населения с традиционными ценностями, это может быть альтернативой ядерному оружию, потому что сделать страну ухоженной и богатой сегодняшнее ее население в 140 млн человек никак не сможет.

Правда науки

— Случалось, что вы упирались в стену и понимали, что уже нет никаких возможностей решить задачу?

— Часто были разногласия, споры, не всегда мы с коллегами находили взаимопонимание. Но никогда никто, особенно представители старшего поколения, не боялся говорить правду и критиковать то, с чем не согласен, невзирая на должности и звания. Это обычная научная обстановка в нашем институте, которая существовала еще со времен отцов-основателей.

Например, у Юлия Борисовича Харитона было интересное качество. Он был председателем научно-технического совета и, если рассматривался какой-то важный вопрос, не заканчивал заседание, пока не было полной ясности. Заседание могло продолжаться целый день до тех пор, пока все вопросы не будут решены. То есть споры были, и очень серьезные, но мне было интересно в них участвовать и иногда побеждать.

Сейчас меня тревожит тенденция, когда чиновники, порой не имеющие достаточного опыта, принимают некоторые решения без консультаций с учеными.

— В интервью пять лет назад вы говорили: «Россия способна совершить прорыв, подобный атомному проекту, при условии создания российских установок, вокруг которых объединятся и теоретики, и математики, и физики-экспериментаторы». Что-то изменилось с тех пор?

— Эти слова я могу повторить, потому что без создания новых установок наука развиваться не может. Многие чиновники этого не понимают. Была такая точка зрения: зачем нам в России установки, они есть на Западе, куда нас приглашают работать. А что получилось? Сейчас все совместные работы прекращены. Даже в ЦЕРНе нашу тему, которая шла много лет, закрыли.

Приведу пример, как надо решать такие задачи. Когда из института ушли академики Зельдович и Сахаров, Харитон встретился в Горьком с Брежневым и поставил вопрос о том, чтобы экспериментальная и вычислительная базы ВНИИЭФ развивались более быстрыми темпами. И генеральный секретарь принял его предложение. Вот что нужно делать в критические моменты. Не сворачивать, а, наоборот, создавать установки, чтобы наши ученые получали результаты мирового уровня. То есть отцы-основатели прекрасно понимали, что без этого невозможно сохранить ядерный паритет и что ядерное оружие должно быть безопасно и эффективно.

Новые установки нужно строить каждое десятилетие. Сейчас первый шаг сделан — ​создан Национальный центр физики и математики.

Секреты взаимопонимания

— С супругой Лидией Александровной вы вместе уже 62 года. Расскажите, как вы познакомились, и поделитесь секретом семейного счастья.

— Мы учились в одной группе, и она была самой красивой девушкой. После института поженились и приехали в Саров. Жена заметно отличается от меня по характеру: любит, чтобы все было идеально сделано от начала и до конца. Мне более ценен результат, несущественные мелочи на пути к нему меня не сильно волнуют. Она хорошо играет на рояле, и я готов выполнить любую работу по дому, лишь бы она помузицировала. Ей легко дается изучение иностранных языков. Когда Лидия Александровна начала работать с Международным научно-техническим центром, созданным в 1990‑е годы для сотрудничества российских и зарубежных ученых, она быстро освоила английский язык. Немецкий знала еще со школы. Когда у нас в доме появились польские журналы, тут же выучила и польский. И конечно, она потрясающая мама — ​любящая и заботливая. А секрет семейного счастья прост — ​взаимопонимание и терпение.

— Помимо огромной научной и производственной деятельности, вы занимались общественной работой. Зачем вам это было нужно?

— Я вступил в партию в довольно зрелом возрасте. А дело было так: я заметил, что производственные вопросы по созданию зарядов стали обсуждать на партийных собраниях. Поскольку я не был членом партии, меня на них не приглашали. Мне не понравилось, что в мое отсутствие обсуждаются разработки, автором которых я являюсь. И тогда директор института Борис Глебович Музруков предложил мне вступить в партию. Я согласился. В разное время был секретарем партийной организации, председателем совета трудового коллектива. Приходилось гасить конфликтные ситуации, особенно когда началась перестройка. Месяцами не выдавали зарплату, работы не было. Народ, конечно, шумел, но нам удалось сохранить мир в институте. Все вопросы, которые люди поднимали, мы обсуждали, принимали более-менее разумные решения.

— А сейчас вы занимаетесь общественной деятельностью?

— Да. С митрополитом Нижегородским и Арзамасским Георгием мы создали духовно-научный центр. Являемся его сопредседателями. Регулярно проводим заседания на разные темы, приглашаем известных политиков, ученых, деятелей культуры. Два раза в наших заседаниях участвовал патриарх Кирилл. Мне запомнилось его блистательное выступление, в котором он соединил духовный подвиг Серафима Саровского и научный подвиг ученых, работавших и работающих на этой святой земле. Ни в одном регионе нет такой организации, как наш центр, главной задачей которого является единство науки и духовных ценностей и консолидация нашего общества.

«Я боец и оптимист»

— У вас напряженный рабочий график, каждый день расписан буквально по минутам. Что вам помогает не уставать?

— Я привык быть в трудах и заботах. А вообще, всегда любил спорт. В школе занимался гимнастикой, в институте — ​самбо. Когда приехали в Саров, увлеклись с супругой большим теннисом. С детьми ходили на лыжах. Конечно, сейчас активные тренировки пришлось заменить на более спокойные — ​ходьбу например.

— В том же интервью пятилетней давности вы сами себе пожелали, чтобы реализация ваших предложений шла более быстрыми темпами. Пожелание исполнилось?

— К сожалению, нет. Потому что создание установок идет вяло. Буквально каждый шаг приходится пробивать через чиновничий барьер. Но я боец и оптимист, рук не опускаю. Если не мы, то кто?

ДОСЬЕ

Радий Иванович Илькаев родился 9 октября 1938 года в селе Тутура Иркутской области.

В 1961 году окончил Ленинградский государственный университет по специальности «теоретическая физика» и поступил на работу во ВНИИ экспериментальной физики. В 1996 году стал директором, в 2008 году — ​научным руководителем ядерного центра, с 2017 года почетный научный руководитель.

Автор более 550 научных трудов. Академик РАН, заслуженный деятель науки РФ, лауреат Государственных премий СССР и РФ, международной премии Фонда Андрея Первозванного «За веру и верность», полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством».