Размышления фронтовика Аркадия Бриша о войне, мире и ядерном оружии

«Я верю, что хорошие, умные люди будут стремиться к миру, желать сами жить в мире и желать мира своим детям и внукам», — писал Аркадий Бриш. Разработчик первых образцов советского ядерного оружия, главный конструктор ВНИИА с 1964 по 1997 год прошел войну и был убежден, что ядерный щит не допустит третьей мировой. Вместе с порталом «История «Росатома» (biblioatom.ru) вспоминаем о большом ученом и мудром человеке. 

Аркадий Бриш родился в Минске 14 мая 1917 года в семье учителя. В четыре года мальчик узнал, что такое война. Вот как он сам об этом рассказывал: «В 1921 году поляки захватили Белоруссию. Когда они ее покидали, были слышны пушечные выстрелы, я и сейчас их помню. Меня повели в самую дальнюю в доме комнату и велели лезть под кровать. Я помню, как я туда залез и лежал некоторое время, пока стреляли пушки». Следующая война, Великая Отечественная, оказала сильное влияние на личность будущего конструктора и его взгляды. Аркадий Бриш сразу ушел в партизанскую бригаду им. Ворошилова в Минской области.

Работая над первой атомной бомбой, а затем и другими изделиями, он не раз подчеркивал, что создавал оружие, которое должно было предотвратить повторение кровопролития: «Мы делали это не для войны, а для поддержания мира». Сейчас, когда в мире опять неспокойно, воспоминания ученого о войне, выборе профессии и жизненных ценностях звучат особенно актуально.

Наверно, я вызывал у немцев доверие, по крайней мере, внешне. Во время облав меня никогда не хватали. Помню, я был на рынке, и немцы устроили облаву. Я был в кожаной куртке, а в кармане лежала газета «Правда». Я подхожу к солдату и говорю, что на рынке оказался случайно. Он посмотрел на меня и выпустил, а если бы начал проверять, то за газету могли и к стенке поставить. Так вот повезло мне.

Был забавный случай. Садимся с приятелем в поезд, а у нас с собой были патроны. Свою часть патронов я зашил в подкладку, а приятель лодырь был большой и свои патроны не зашил, а просто положил за подкладку. Подкладка оказалась с дырой. Он идет, рядом с ним немцы, а из него высыпаются патроны. Нас спасло тогда только то, что снег был глубокий, и патроны сразу же в него проваливались. Я иду рядом и размышляю: хохотать или плакать? Ведь если увидят, то расстреляют. А самое смешное, что приятель этого даже не заметил.

Я много раз ездил и в Лиду, и в Белосток, и в Барановичи по всяким партизанским делам, но всегда для поездки была нужна справка. Достать ее было сложно, и мы научились здорово их подделывать. Машинки печатной у нас не было, мы брали острозаточенную спичку, обжигали ее. Кружок или линию, конечно, сложно было подделать, а вот цифры хорошо получались. Немцы вообще-то очень бдительные, но, когда видели, что документ напечатан на машинке, даже подписи или печати не требовали. Так что и подделкой я занимался, умел это делать неплохо. Рисковал, конечно, но всегда верил, что все получится.

14 июня 1944 года был случай, всю жизнь не могу его забыть. Мы попали в засаду. Нас было семь человек, на лошадях, мы ехали по краю поля. Немцы начинают по нам стрелять, я выстрелов не слышу, только огоньки вижу, и лошадь меня сбрасывает. Что поразительно, ни меня, ни ребят даже не ранило. И даже лошадь свою я потом нашел, она меня ждала. Хорошая была лошадь, я ее очень любил, Ласточкой звали.

Когда закончилась война, первая мысль у меня была стать военным. Пытался поступить в академию, но мне объяснили, что, во‑первых, второе образование нельзя получить, а во‑вторых, в военную академию принимали только военных, офицеров, а я-то кто? Партизан.

После войны модно было быть дипломатом, и я пришел в Высшую дипломатическую школу, куда можно было поступать, имея высшее образование. В 1945 году подал туда заявление, пошел сдавать экзамены, а сдавать нужно было географию, историю, историю партии, я взялся и сдал неплохо. Затем пришел на прием к Кавтарадзе, заместителю министра иностранных дел, он оценил мой внешний вид. Внешность и мои знания руководство устраивали, но меня не приняли, объяснив это тем, что не было рекомендации от райкома партии. На следующий, 1946 год Свердловский райком партии дал мне соответствующую рекомендацию, но к этому времени я уже получил приглашение на работу на объект. Я оказался перед выбором: пойти в дипломатическую школу или заняться научной работой. Я выбрал науку. Мог быть и дипломатом. Нельзя предсказать, на что человек способен, но мне кажется, если захочешь, то всего добьешься, а желание и увлеченность у меня всегда были.

Когда я приехал на объект, для меня открылась возможность участия в крупных новых работах в неизведанных областях. Обстановка творчества, взаимной помощи, взаимных консультаций и взаимного желания успешно решить поставленные задачи — все это создало совершенно новую атмосферу. Мне очень хотелось работать, хотелось сделать что-то новое, оригинальное. У всех, кто приехал в Саров, было неиссякаемое желание сделать атомную бомбу. Это было военное поколение — фронтовики или работники тыла с оборонных предприятий. Перед нами была четкая задача, мы знали, что нужно делать, и каждый находил себе место.

Подготовка была идеальная, и она завершилась триумфальной победой. Эта победа произвела сильное впечатление и на руководство страны, которое поверило нашему коллективу, и на сам коллектив, который понял, что может делать, поэтому так легко рождались и водородная бомба, и термоядерная бомба и так успешно мы занимались расширением работ по производству ядерных боеприпасов: ракет, торпед, самолетов-снарядов.

Самое удивительное было то, что мы все понимали, что делали, видели эти ужасные взрывы и разрушения, но делали мы это не для войны, а для поддержания мира. И наши ожидания оправдались, ведь создание ядерного щита в нашей стране явилось фактором мира, и он действует до сих пор. И я по сей день верю, что ядерное оружие пока нужно, оно сдерживает гонку вооружений.

Главное — не отставать, не упустить первенства и продолжать серьезно заниматься развитием, потому что отставание в этом вопросе недопустимо, могут появиться новые прорывы, новые подходы. Хотя, когда я смотрю на современные коллективы людей, их мораль, увлеченность, то вижу, что цели меняются. И временами начинает брать сомнение, сможем ли мы удержаться на должном уровне. Но я верю, что хорошие, умные люди будут стремиться к миру, желать сами жить в мире и желать мира своим детям и внукам, и, скорее всего, это стремление победит те негативные явления, которые в настоящее время существуют.