Капитан «Ямала» Александр Лембрик: «Ледокол скатывается с тороса, как с горки»

Экспериментальную сверхраннюю проводку газовоза «Кристоф де Маржери» по Севморпути осуществил один из самых опытных капитанов «Атомфлота» — ​Александр Лембрик. Он рассказывает, как прошел рейс, а заодно вспоминает несколько историй из своей практики.

О торосах и газовозах

19 мая у кромки льдов Карского моря наш ледокол «Ямал» взял под проводку газовоз «Кристоф де Маржери» и повел его до восточной кромки льдов Чукотского моря. Рейс занял чуть больше 11 суток. Мы прошли 2123 морские мили со средней скоростью 7,9 узла. Было сложно. Толщина ровного льда составляла 1,5–2 м, в проливах встречали большие торосы — ​над водой 2 м, под водой — ​восемь. Ледокол на такой торос заезжает, а расколоть не может — ​скатывается, как с горки. Носом пробить тоже не получалось. Хорошо, что местами лед разошелся, удалось обойти.

Для газовоза это было первое путешествие в сложных ледовых условиях. Все опасались, что двигатель выйдет из строя или сломается винт. Но «Кристоф де Маржери» не подвел. Большую часть пути он следовал за нами носом вперед. Но иногда, когда встречался лед потолще, разворачивался к нему кормой и фрезеровал винтами — ​для тренировки. Этот опыт пригодится в следующих сверхранних рейсах, потому что часть пути во льдах газовозы будут преодолевать самостоятельно. Атомные ледоколы подключатся только на самых тяжелых участках.

Первая сверхранняя проводка завершилась 30 мая в Чукотском море. «Кристоф де Маржери» отправился в китайский порт, а мы провели еще один танкер-газовоз, «Владимир Воронин». Возможно, в январе-феврале 2021 года продолжим экспериментальные рейсы для расширения срока навигации.

О «морской болезни» в долгих рейсах

Мой нынешний рейс начался 15 октября. Закончится 15 февраля. Уже в ноябре наступает полярная ночь, поэтому работаем в свете прожекторов. К концу рейса накапливается усталость, мы называем это состояние морской болезнью.

Вот представьте: два инженера-оператора работают вместе четыре часа через восемь. Вначале не могут друг с другом наговориться — ​отпуск, семья, машина, дача. Потом переходят на новости. Через неделю-две обсуждать становится решительно нечего. А через несколько месяцев даже смотреть друг на друга не хочется. Просто вообразите, что вас с коллегами закрыли в офисе на четыре месяца. Гулять можно только на балконе — ​да и то если с погодой повезет. К концу рейса появляется нервозность или апатия, в таком состоянии можно наворотить дел.

Я мониторю настрой экипажа, стараюсь больше общаться с людьми. Если вижу, что кто-то сильно устал, рекомендую бассейн или баньку. Иногда помогает поговорить по душам. Самый пристальный контроль — ​за судоводительским составом. Я знаю психологические особенности каждого. Понимаю, где человек справится, а где надо подстраховать. Бывает, стоит старпом ночью на вахте, а ледокол надо провести через узкое место. Что ж я — ​спать буду, когда человек рискует? Конечно нет. Встаю и иду на вахту. Так всем спокойней. Даже если я в каюте — ​а она у меня рядом с мостиком, посматриваю в иллюминатор: куда там мой помощник едет, в ту ли сторону?

О легендарном капитане Соколове

Я на атомном ледокольном флоте с 1979 года. Начинал третьим помощником капитана на «Ленине», 11 лет проработал под руководством капитана Бориса Макаровича Соколова. Это был удивительный человек. Если бы захотел, мог бы сделать большую карьеру где-нибудь в министерстве.

У Бориса Макаровича была великолепная память и настойчивый характер. Он гнул свою линию. Правда, работалось с ним тяжело. С подчиненными бывал резок, экипаж по струнке ходил. И ко мне строго относился. Я раз в судовом журнале написал температуру воздуха –3 °C. А было +3. Капитан такой разнос устроил, я на всю жизнь запомнил. Потом мне говорили, что строже всего он обращается с самыми любимыми своими учениками.

Метод Cоколова оказался эффективным — ​из меня вышел нормальный судоводитель. Я многому научился у Бориса Макаровича, но в одном стараюсь его не повторять — ​не держу людей в напряжении. Лучше, когда человек спокойно работает: с радостью принимает вахту и с радостью ее сдает. Даже если помощник сделает ошибку, ругаться не буду. Просто разберусь, почему это произошло.

О старпоме-бармене

Как-то раз на Северном полюсе мы повстречали канадский дизельный ледокол. Он прибыл с научно-исследовательской целью, а мы привезли на Северный полюс детей. Конечно, было интересно пообщаться с канадцами. Связались по радио и пригласили на борт. Они пришли, но по трапу поднимались с опаской. Все-таки атомный русский ледокол, да еще пасть акулы на носу нарисована. Кто этих русских знает, что у них на ледоколе припрятано. На всякий случай канадцы надели парадную форму и все свои ордена. Поднялись на борт «Ямала», а по палубе 60 детей бегают с радостными воплями. Видели бы вы лица гостей! Мы потом к ним на ледокол заглянули. И тоже удивились, когда обнаружили там бар. У нас алкоголь строго запрещен, а им можно. Только в ледокольном баре работает не бармен, а старпом: строго следит, чтобы не больше одной рюмки в руки.