Инициатива лейтенанта Флерова

2 марта исполнилось 104 года со дня рождения академика Георгия Флерова, который входит в пантеон русских «ядерных богов». Дата не круглая, но разве о великих людях вспоминают только в дни посмертных юбилеев?
Георгий Флеров родился в Ростове-на-Дону в семье политического ссыльного Николая Флерова и Елизаветы Браиловской, происходившей из образованной еврейской семьи. Отец рано умер, и главную роль в воспитании сыновей Николая и Георгия играла мать. Елизавета Флерова растила детей в лучших традициях русской интеллигенции и привила им тягу к знаниям.
Поступить после школы в вуз у Георгия Флерова не получилось: без трудового стажа принимали только рабоче-крестьянских детей. В зачет Флерову не пошло даже то, что родители боролись с самодержавием и находились в ссылке с классово чистым товарищем Ворошиловым.
Впрочем, труд облагораживает. Чернорабочий, помощник электромонтера, смазчик паровозоремонтного депо в Ростове-на-Дону, электрик-пирометрист на ленинградском «Красном путиловце» — вот вехи пролетарского отрезка биографии Георгия Флерова.
Наконец, в 1933-мего направили в Ленинградский политех, на инженерно-физический факультет. Здесь его через некоторое время зачислили в группу, которую курировал знаменитый Физтех — ЛФТИ. Там Флеров защитил диплом по исследованию поглощения медленных нейтронов при помощи литиевого индикатора. Руководил изысканиями Игорь Курчатов, в чью группу Флеров и был зачислен младшим научным сотрудником. В 1939 году Флеров со Львом Русиновым экспериментально определили число вторичных нейтронов при делении ядер урана, доказав, что их более двух. Это имело огромное значение для понимания механизма цепной ядерной реакции. Самым же выдающимся довоенным достижением Георгия Флерова стало открытие в 1940 году совместно с Константином Петржаком спонтанного деления ядер урана. Идею эксперимента подсказал Курчатов, но стать соавтором наотрез отказался. В 1946 году за это открытие Георгий Флеров был удостоен Сталинской премии.
Осенью 1941-го Флерова призвали в армию. Учебка, Ленинградская военно-воздушная академия, находилась в эвакуации в Йошкар-Оле. В начале декабря Флеров добился разрешения на поездку в Казань, где выступил перед малым президиумом Академии наук СССР с докладом о возможности создания атомной бомбы. Выслушали его с живым интересом, но без оргвыводов. Время для ядерных исследований представлялось не слишком подходящим: страна только что потеряла практически целую кадровую армию с огромным количеством техники. От промышленности нужна была броня, самолеты, орудия, снаряды, а тут полуфантастическая супербомба…
Однако маститые светила в руководстве АН СССР уже были обеспокоены исчезновением публикаций по ядерной физике со страниц западных научных изданий, так что выступление Флерова на них впечатление все-таки произвело. Но для принятия решения требовалась государственная воля.
Флеров же начал бомбардировать письмами с изложением своих доводов Курчатова. И даже нарисовал эскиз ядерного боеприпаса на основе урана-235 или протактиния-231: две докритические полусферы в трубчатой оболочке должны были с помощью зарядов обычной взрывчатки выстреливаться друг в друга с переходом в сверхкритическое состояние с ядерным взрывом. Курчатов на обращения Флерова не ответил. Может быть, потому, что в это время болел: схватил воспаление легких на Черноморском флоте, где руководил размагничиванием кораблей, дабы уберечь их от вражеских мин.

Письмо попало в резонанс с известным докладом Берии, представленным в ГКО в марте 1942 года: «В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке методов применения урана для новых взрывчатых веществ…» А в сентябре того же года Кафтанов и Иоффе направили в ГКО письмо о необходимости соответствующих работ и в Советском Союзе. «Я говорил: «Конечно, риск есть. Мы рискуем десятком или даже сотней миллионов рублей… — вспоминал Кафтанов (цитируется по книге Александра Любомудрова «Теоретические основы устройства ядерного оружия»). — Если мы не пойдем на этот риск, мы рискуем гораздо большим, мы можем оказаться безоружными перед лицом врага, овладевшего атомным оружием». Сталин подумали сказал: «Надо делать». Флеров оказался инициатором принятого решения».
Инициативного лейтенанта отозвали из армии и направили в родной ЛФТИ. В 1943 году Флеров уже в секретной лаборатории No2 АН СССР, в 1948-м — в Арзамасе-16, в КБ-11. Под его руководством велись работы по определению критической массы плутония-239 и урана-235 и изучению их взаимодействия с нейтронами. На испытаниях РДС-1 Георгий Флеров персонально отвечал за научно-физическое обеспечение взрыва. Он даже придумал датчик нейтронного потока, информация с которого поступала в командный пункт полигона. Ровно через два месяца после испытаний Флеров в числе других ученых «за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания» получил звание Героя Соцтруда. Указ о награждении имел гриф «не подлежит опубликованию».
Рассекретился Георгий Флеров в 1950 году, вернувшись в Москву и посвятив себя проблематике мирного атома. В 1951-м стал доктором физико-математических наук, работал в Институте атомной энергии АН СССР (ныне Курчатовский институт), а с 1957 года до кончины в 1990-м заведовал лабораторией ядерных реакций в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне. Там под руководством Флерова были синтезированы несколько новых трансурановых элементов, включая лоуренсий, резерфордий, дубний и сиборгий (сиборгий — одновременно с учеными Калифорнийского университета в Беркли, но независимо от них).