Александр Корчагин: «Мы локализуем не только производство узлов и ветроустановки — мы локализуем отраслевые компетенции»

Ветер всегда делился с людьми энергией: добросовестно надувал паруса кораблей и вращал колеса мельниц. В XXI веке ветер работает на энергетику. Уже построено около 600 ГВт мощностей. Россия тоже вливается в мейнстрим: «Росатом» разворачивает первый ветропарк в Адыгее. И прогноз развития ветроэнергетики вполне благоприятный. Подробности в интервью генерального директора «НоваВинда» Александра Корчагина.

За все ветроэнергетические планы и активы «Росатома» отвечает основанная в 2017 году компания «НоваВинд». Всего за два года она прошла несколько сложных этапов: от выбора техпартнера и площадок, контрактации и связи с цепочкой поставщиков до организации производства и строительства.

Новому дивизиону предстоит создать к 2023 году ветроэлектростанции общей мощностью 1 ГВт. «НоваВинд» — равноправный акционер совместного предприятия с голландской Lagerwey. СП Red Wind занимается управлением поставками комплектующих, производством технологических узлов в Волгодонске и сдачей ветроустановок под ключ. Кстати, в конце 2017 года лидер немецкой ветроиндустрии Enercon, чья стратегия нацелена на сбор передовых решений, приобрел Lagerwey именно из-за перспективности разработок голландцев, что, в свою очередь, подтверждает правильность выбора технологии «Росатомом».

Генераторы, башни и гондолы

В феврале 2019 года Минпромторг, «НоваВинд» и Red Wind подписали специальный инвестиционный контракт на развертывание в Волгодонске на базе «Атоммаша» промышленного производства и сборки ключевых узлов ветроустановок. В контракте говорится о 580 комплектах высокотехнологичного оборудования. Объем инвестиций «НоваВинда» в производство оценивается в 955 млн рублей.

— Сколько рабочих мест будет создано в Волгодонске и что конкретно там планируется производить?

— В Волгодонске будут работать 234 человека. Производство, которое мы запустим в этом году, на начальном этапе рассчитано под действующую российскую программу. В дальнейшем оно будет ориентировано на поставки для реализации проектов за рубежом. Текущая программа заканчивается в 2023-м, и уже сейчас мы ведем работу по обеспечению заказов за этим горизонтом. Производство сразу закладываем под два типоразмера турбины — на 2,5 и 4 МВт.

Со старта проекта наш подход к локализации сильно изменился. Первое, с чего мы начали, — это башня. Мы стали анализировать логистику узлов и агрегатов ветроустановки в мировой кооперации: что возят ведущие производители, какие технологии критичны, какие узлы наиболее сложны с точки зрения организации производства. В результате спустя полгода, при том что цех уже начали готовить, мы пересмотрели перечень компонентов, изготовление которых хотели бы локализовать в отрасли. Решили в первую очередь локализовать у себя самый сложный технический узел — генератор. Кроме того, в том же производственном помещении будет второй цех — для сборки гондол. Umatex, композитный холдинг «Росатома», дорабатывает проект локализации производства лопастей и уже поставляет нам кожухи гондол.

— Куда же делась башня?

— Выпуск башен, тоже в Волгодонске, будет осуществлять «Ветростройдеталь». Кстати, многие партнеры «НоваВинда» не входят в контур «Росатома». Это частные инвесторы, решившие освоить новый бизнес.

Наша группа контрактации работает и с другими отечественными промышленными предприятиями, размещая заказы для проектов. Анкерные корзины, а это очень серьезная крупногабаритная конструкция с миллиметровыми допусками; электросиловое оборудование и еще ряд компонентов уже делается в России. Мы понимаем, что в страну нужно принести максимальное количество технологий.

Мегаватты, технологии и мозги

«НоваВинд» не просто строит ВЭС, а занимается системным развитием новой отрасли. Так, в России нет компаний, которые проводили бы квалифицированный ветромониторинг, проектировали ВЭС. Подрядчикам «НоваВинда» приходится изучать европейский опыт, анализировать европейские нормы проектирования, переводить документацию. Параллельно идет гармонизация российских норм техрегулирования, где до недавних пор как класс отсутствовал, например, такой объект, как ветроустановка.

— Зачем тратить столько усилий — чтобы догнать лидеров? Но ветроэнергетика развивается уже больше 20 лет, рынок сложился.

— Для нас это нефинансовая инвестиция. Мы локализуем не только производство узлов и ветроустановки — мы локализуем отраслевые компетенции.

Сегодня в мире почти 600 ГВт — ветроэнергетика. Ничего более масштабного в горизонте до 2035 года нет: только в 2017 году в мире в возобновляемую энергетику, если не ошибаюсь, инвестировано порядка 400 млрд долларов. Основной прирост мощностей идет именно за счет ВЭС. Ошибка думать, что это отменяет базовую генерацию. Вообще, все от масштаба зависит. Если мы говорим о ветроэнергетике в том объеме, в котором она сегодня реализуется в России, то это капля в море. В Испании, например, 30 ГВт — при таком эффекте масштаба вы получаете и гарантию мощности. Все зависит от национальной политики. Наша энергосистема с учетом промышленности, технологий, энергетического машиностроения, с большой потребностью в тепловой энергии, разумеется, требует базовой генерации. У нас при сбалансированной энергосистеме задача не в покрытии энергодефицита, а скорее в реализации стратегии промышленной политики. Развитие ветроэнергетики дает приток новых технологий, которые могут использоваться в том числе и в других отраслях.

— Ну, станете вы производить у себя комплектующие. На мировом рынке свои лидеры. Что дальше? Тем более, как вы говорите, российские масштабы — капля в море.

— Дело в том, что сейчас наряду с укрупнением ключевых игроков происходит серьезная трансформация бизнес-модели. Ведущие производители ветроустановок — активные участники традиционных для себя рынков, на новых они не готовы принимать все риски. Это открывает уникальные возможности и для энергокомпаний, и для девелоперов. Мы можем сами организовать строительство ветропарка, локализацию производства. Нецелесообразно тратить миллиарды долларов на то, чтобы попасть в пятерку лидеров, сформировавшуюся после 15-летней гонки, в которой мы не участвовали. Лучше рассматривать другие модели, открывающиеся в новых возможностях.

Мы с нашим технологическим партнером создали совместное предприятие, куда каждый привносит свое. У Enercon — технологии, а мы, в свою очередь, можем выступать как девелопер и энергокомпания. В экспортной программе мы базово будем опираться на страны присутствия «Росатома», где создана инфраструктура и госкорпорация ведет активную инвестиционную политику, так что может получиться синергетический эффект.

— А что в ветроэнергетике самое сложное?

— Самое сложное в ветроэнергетике –– это люди, владеющие всеми компетенциями, о которых я говорил. Все новые знания фиксируются только на людях.

ОТКУДА НАДУЛО

Человечество искало дружбы с ветром с древних времен. Под парусами египтяне и китайцы плавали еще 5,5 тыс. лет назад. Горизонтальные ветряные мельницы описаны в кодексе вавилонского царя Хаммурапи (II век до нашей эры). В Европе мельницы, но вертикальные, начали строить в XII веке. К XVII веку, когда Сервантес отправил Дон Кихота сражаться с мельницами в Ла-Манче, их уже использовали во множестве стран.

Спустя два столетия люди задумались о применении силы ветра для получения электроэнергии. В 1887 году профессор Джеймс Блит соорудил во дворе своего дома в Шотландии ветряк с 10-метровым колесом — Блита считают отцом ветроэнергетики. Примерно в то же время американский инженер Чарльз Браш построил установку, которую можно назвать первой управляемой ветровой турбиной. В 1891 году датский ученый Поль ля Кур сконструировал свой ветрогенератор, а спустя четыре года — электростанцию, которая освещала деревню Асков и послужила прототипом министанций, распространившихся в Дании.

А что в России? В 1920-е годы Центральный аэрогидродинамический институт разработал первые ветряки для сельского хозяйства. Они могли освещать до 200 дворов или приводить в действие одну мельницу. В 1931 году в Курске изобретатель Уфимцев построил ветроэлектростанцию — между прочим, первую в мире с инерционным аккумулятором. Тогда же в Балаклаве запустили ВЭС на 100 кВт. Сейчас это смехотворно мало, а в те годы станция являлась самой мощной в мире. Она прослужила всего 10 лет и была уничтожена в начале Великой Отечественной войны.

В послевоенные годы о ветроэнергетике никто не думал: повсюду строились мощные тепловые и гидростанции, появились АЭС. И только в начале 1990-х энергетики задумались о ветряках: несколько конструкторских бюро взялись было разрабатывать ветроустановки. А в проектных институтах решали вопрос о создании пяти крупных ветроэлектростанций, они должны были расположиться в Ленинградской, Воркутинской и Магаданской областях, а также в Крыму и Калмыкии. Что было дальше, всем известно: стране резко стало не до новых отраслей. Работы свернули, не успев толком начать.

Сегодня мерно перебирающие лопастями ветряки — зрелище, привычное в Европе, США, Китае, Австралии, но не у нас. В России это направление находится фактически на старте.