Моя хата подальше от реактора

АЛЕКСАНДР КОЛДОБСКИЙ
КАНДИДАТ Ф.-М. Н., ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ИНСТИТУТА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ НИЯУ «МИФИ», ВЕТЕРАН АТОМНОЙ ЭНЕРГЕТИКИ И ПРОМЫШЛЕННОСТИ

У читателей моих колонок о противодействии радиофобии и повышении доверия к ядерным технологиям может возникнуть вопрос: а не сгущаю ли я краски? Ведь, по данным отчета «Росатома» за 2017 год, развитие атомной энергетики поддерживают 73,9 % россиян. В 2016 году таковых был 71 %.

Почему тогда время от времени в регионах вспыхивают протесты против сооружения и эксплуатации ядерных объектов? Тут мы имеем дело с проблемой, которая выходит далеко за рамки обсуждения чисто ядерных вопросов. Речь о концептуальном противоречии между поддержкой технологии вообще и неприятием ее реализации «по соседству», о расхождении по разным дорогам «общего» и «моего».

Аналогия — события вокруг общероссийской программы по утилизации бытовых и промышленных отходов. В общем все согласны: со зловонными мусорными полигонами и нелегальными свалками действительно пора кончать. Иначе и впрямь до масштабных экологических бед недалеко: наглядная иллюстрация — печально известная ситуация с полигоном в подмосковном Ядрове. Но как только речь заходит о строительстве пусть даже современнейших комплексов и предприятий по переработке и утилизации отходов вблизи «моего» конкретного города или поселка, в «моей» местности — на уровне местных жителей единогласие тут же кончается. Мы за строительство, но не у нас. Будем протестовать, митинговать, требовать смены администрации, пока не добьемся отмены этих планов.

Важно вот еще что. Неприятие людьми сооружения в их местности объекта, эксплуатация которого сопряжена с некоторым уровнем экологического риска (или «всем известно, что сопряжена» — с ядерными технологиями часто именно так и происходит), — не российский феномен. Он интернационален и имеет известное многим обозначение NIMBY (аббревиатура от not in my backyard, то есть «не на моем заднем дворе»).

Способам преодоления синдрома NIMBY в различных странах посвящено множество исследований, но всегда есть национальные нюансы. Что важнее всего именно для России? Где тот конец нитки, потянув за который можно распутать клубок NIMBY — экологического экстремизма, человеческого невежества и агрессивного индивидуализма?

Порой глубинная причина протестных акций кроется не только в «проблемном» объекте (ядерном или ином) и даже не столько в нем. Я с удовольствием прочел в «Стране Росатом» (в № 16 (384) статью Сергея Лескова об экологических проблемах Русского Севера. Автор вполне убедительно говорит о причинах «скептического отношения к начальственным призывам «беречь природу», однако не упоминает важного обстоятельства: а что представляет собой иногда это самое начальство, в особенности на местном уровне? Люди, наши сограждане, не слепы ведь и не глухи (иногда, правда, чрезмерно наивны и недостаточно образованны, но сейчас не об этом). И чего удивляться, если они, на фоне пренебрежения иных местных начальников отсутствием элементарных условий достойной жизни, разбитыми дорогами, разваливающимися домами, при созерцании на этом фоне шикарных домов и элитных авто этих начальников и безнаказанного всесилия близких к ним структур, подспудно ищут лишь спусковой крючок, причину выйти на протестную акцию — все равно, какой повод, «проблемный» объект или что-то еще…

Для начальников подобного рода, как и для политиканов всех мастей, в таких случаях именно «проблемный» объект наиболее удобен — ведь под знаменем NIMBY протест можно оседлать и использовать для выпуска народного недовольства упомянутым выше местечковым свинством. Выступать под лозунгом «Где хотите, но не у нас» куда проще, чем подумать: а что ждет страну и народ, если этот лозунг станет частью российской региональной политики, будет принят на вооружение если не повсеместно, то в массовом порядке?

На память приходят слова Аркадия Райкина: «Мы должны уберечь детей от влияния улицы, но как быть, когда кругом одни улицы?» Только вот с NIMBY все совсем не смешно, скорее страшно. Только межрегиональных экологических конфликтов нам не хватало.

Нельзя же не понимать, что человечество существует в современном мире лишь потому, что вооружено технологиями. И что любая технология сопряжена с определенной мерой риска — абсолютно безопасных технологий не существует. А еще что технологические риски почти никогда не бывают независимыми, они увязаны в сложную систему, в которой экологическому сепаратизму решительно нет места.

Для «Росатома» противодействие синдрому NIMBY — особая тема. Атомная отрасль решает не только ядерные, но и иные актуальные экологические проблемы, утилизации твердых бытовых и промышленных отходов в том числе. Собственно, иначе и быть не могло: эти проблемы сильно запущены, они влияют на экологическую безопасность страны, и не использовать здесь огромный потенциал «Росатома», технологического локомотива, было бы просто неразумно.

Недавно началось проектирование производственно-технического комплекса по переработке особо опасных ТБО и ТПО в городе Щучье Курганской области. Идет подготовка проектной документации для сооружения такого же комплекса в Магнитогорске (оба проекта — за «РосРАО»). «ЗиО-Подольск» изготавливает оборудование для завода в Московской области по переработке отходов в энергию. Атомщики втягиваются в игру, используя не только передовые технологии и производственные мощности, но и консолидированность отрасли, высокий уровень производственной и исполнительской дисциплины, передовые формы организации труда. Все только начинается.

Но надо отчетливо понимать: «Росатому» придется думать не только о передовых технологиях утилизации отходов, но и о работе с населением там, где эти технологии будут реализовывать. Аналогия с атомной энергетикой несомненная. И не исключено, что успешность этого диалога снова определит уровень общественного доверия. Но тогда синдром NIMBY должен уйти в прошлое. Или — или. Третьего не дано.